Книга Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?! - Дмитрий Соколов-Митрич

Евгений Григорьевич достает из папки пожелтевший листок. Это приказ о назначении его на должность директора киносети Безенчукского района.

– Это мое первое и единственное место работы. Сначала мне в райкоме предложили стать киномехаником, но я отказался. Что такое восемьдесят рублей в месяц? Но потом по секрету мне признались, что это временная должность, а через полгода я стану директором, мне дадут квартиру и будут платить сто шестьдесят рублей плюс премиальные. Я согласился.

– Не обманули?

– Нет. Райком действительно был заинтересован найти толкового директора. Прежний был уже в возрасте и не справлялся. Развалил весь кинопоказ в районе. Из областного управления по культуре уже поступали тревожные сигналы.

Безенчук. «Город зеро»

Безенчукский район в те годы считался перспективным. Несмотря на свое скромное название, которое в переводе с чувашского означает «тихая речка», поселок развивался бешеными темпами – как в идеологически верном советском кино. Здесь был крупный железнодорожный узел, располагался штаб мелиорационных работ, развивалась нефтедобыча. Сегодня в городе зарплата три тысячи рублей. Все живое стремится уехать или в Самару, или в Германию, если есть хоть малейший намек на принадлежность к поволжским немцам. В девяностых годах в Безенчуке рухнуло все, кроме добывающей отрасли, которая стала работать под знаменем ЮКОСа. Обломки империи Ходорковского здесь до сих пор заметны: на обшарпанных домах – красивые таблички типа: «Здесь живет почетный нефтяник ЮКОСа Контрашкина З. И.», а прямо напротив кинотеатра – декоративная нефтяная вышка, которую еще не успели перекрасить в цвета Роснефти.

– Я быстро наладил работу, восстановил транспортную базу, отремонтировал сельские киноточки, – вспоминает Евгений Григорьевич. – В лучшие времена их у нас было двадцать семь штук. А сейчас во всем районе остались три киноустановки, и те законсервированы. За последние пятнадцать лет фактически произошла ликвидация сельской киносети. И не только у нас, но и во всей России.

Роковым для провинциального кино стал 1993 год, когда объекты кинопоказа были сброшены на муниципальные бюджеты. На районном уровне средств для их содержания, естественно, не было. Лет двадцать назад, возможно, с этим испытанием кинотеатры бы справились, но в девяностых годах население стало в массовом порядке приобретать домашнее видео – и это окончательно добило провинциальный кинопоказ.

– Сегодня во всей области, не считая Самары, у нас работает всего четыре кинотеатра, – рассказала мне представитель Мособлкино Вера Кузнецова. – Два из них находятся в крупных городах – Сызрань и Новокуйбышевск. Если же говорить о небольших населенных пунктах, то действующие кинотеатры есть лишь в Безенчуке и Алексеевке. Плюс еще в нескольких районах нерегулярный кинопоказ осуществляется на базе местных ДК. И подобная ситуация – по всей России.

В лучшие времена под началом Коса работало несколько десятков человек. В каждой сельской точке был свой киномеханик. Сегодня на безенчукской «фабрике грез» работают трое энтузиастов: директор, киномеханик и кассир. Общаясь с каждым из них, я никак не мог отделаться от мысли, что смотрю спрятанное от широкой публики продолжение какого-то старого фильма, в котором мой собеседник играет роль главного героя двадцать-тридцать лет спустя.

Мы заходим в кинозал. В Москве таких залов уже нет. Они остались лишь в памяти тех, кому за тридцать. Жесткие деревянные сиденья, которые скрипят, когда на них сидишь, и грохочут, когда с них встаешь. Шершавые стены из голого ДСП. Когда сорок лет назад строители сдавали объект, они уверяли, что это для лучшей акустики, но Евгений Григорьевич знает, что на самом деле они просто не успевали к юбилею пятидесятилетия революции, поэтому делали тяп-ляп. Потертые деревянные полы. Потолки со следами подтеков. Высокая крепкая сцена и над ней – белоснежный экран из пластиката. Это единственная новая деталь интерьера. Старый экран пять лет назад порвала обезьяна во время выступления заезжего театра зверей. Это был бы последний день работы кинотеатра «Юбилейный», если бы на заре перестройки Кос предусмотрительно не запасся всеми расходными материалами: ксеноновыми лампами, экранами, деталями для кинооборудования.

– Мне тогда еще предлагали стулья в зале поменять, но я отказался, – рассказывает директор. – И правильно сделал. Те стулья были какого-то нового типа, непрочные. Сейчас просто не на чем было бы сидеть. А эти – что хочешь выдержат. Вообще, зал еще в весьма приличном состоянии. Здесь недавно даже районного судью хоронили.

– А где буфет, в котором судью поминали?

– А буфета теперь нет. Когда-то был, его оборудовали на том месте, где по плану должен был быть туалет. Но потом буфет ликвидировали, потому что он создавал нездоровую обстановку.

– А туалет куда дели?

– А туалета не было, потому что в те времена в Безенчуке еще не было канализации. Зато уже было отопление. Его нам, кстати, в девяностых годах очень часто отключали за неуплату. Но видите – батареи остались целыми, – улыбается хитрый Кос. – Потому что отключали их только на бумаге. А фактически они чуть-чуть, но работали. Все люди братья, со всеми можно договориться.

В окошке кинооператора загорелся свет. Это пришел на работу киномеханик. Человек в рубашке с фиолетовыми розами.

Киномеханик. «Форест Гамп»

К Анатолию Федоровичу Игнатьеву директор кинотеатра очень долго не хотел нас подпускать. Кос бережет его, как последний экран из пластиката. Игнатьев – единственный киномеханик в районе, при этом ему уже за семьдесят и он хочет лишь одного – покоя. Но чувство долга сильнее: Анатолий Федорович понимает, что если он бросит работу, то жизнь в кинотеатре замрет. Единственное, что может победить его чувство долга, – это обида. Поэтому обидеть Игнатьева директор боится больше, чем кого бы то ни было.

Анатолий Федорович – это пожилой ребенок. Он крайне неразговорчив, но когда все-таки раскрепощается, то предстает человеком тончайшей душевной организации и мощнейшей простоты. Он никогда не расстается со своей рубашкой, на которой красуются огромные фиолетовые розы, и лишь когда расстегивает верхнюю пуговицу, видно, что под ней – матросская тельняшка. Биография Игнатьева – тайна за семью печатями. Известно лишь, что он всю жизнь прожил с матерью, а последние двадцать лет – совсем один.

– Была у меня одна история, – киномеханик теребит пуговицу на своей фиолетовой рубашке, его подбородок начинает дрожать. – Но лучше не буду рассказывать. Нет. Не хочу.

Анатолий Федорович отворачивается к станку для перемотки пленки и начинает яростно вращать ручку. Полторы минуты – и пленка перетекла с одной бобины на другую.

– Первый раз я взялся за эту ручку в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, – говорит Игнатьев. – Как сейчас помню, фильм назывался «ЧП». Тогда этот станок стоял в старом кинотеатре «Родина», сейчас от него даже здания не осталось, снесли. А впервые пристрастился к этому делу еще тогда, когда кино показывали в клубе «Нефтяник». Сначала работал помощником киномеханика. Потом окончил Специальное профтехучилище в Самаре и стал киномехаником сам. В семидесятом году отучился на двухмесячных курсах повышения квалификации, стал специалистом первой категории, и меня перевели сюда.