Книга Белогвардейщина - Валерий Шамбаров

В это время из Москвы прибыла группа видных представителей общественности — князь Трубецкой, князь Львов, Милюков, Федоров, Струве, Белоусов. Национальный центр, собравшийся из обломков умеренных и либеральных партий, решил поддержать создание Белой гвардии, имел контакты с миссиями стран Антанты. Московские представители требовали, чтобы Корнилов остался на Дону. Он возражал:

"Сибирь я знаю, в Сибирь я верю. Я убежден, что там можно будет поставить дело широко. Здесь же с делом справится и один генерал Алексеев. Я убежден, что долго здесь оставаться я буду не в силах. Жалею только, что меня задерживают теперь и не пускают в Сибирь, где необходимо начинать работу возможно скорей, чтобы не упустить время".

Но у Национального центра тоже был веский аргумент — огромная популярность Корнилова. Если бы он уехал, за ним могли податься очень многие белогвардейцы. И все начинание на Дону могло развалиться. (И действительно, судя по настроениям офицерства, большинство вполне могло рвануть "туда, где Корнилов".) А Москва была городом торговым, обстоятельным. Предпочитала синицу в руках журавлям в небе. И поставила категорическое условие: материальная поддержка будет оказана только реальной, существующей организации, если вожди Белого Движения будут работать вместе, распеределив между собой обязанности и подписав соответствующее соглашение. К этому условию присоединились союзники, Англия и Франция, обещав помощь в 100 млн. руб., по 10 в месяц. Корнилов вынужден был согласиться. Три высших начальника подписали соглашение об образовании армии, получившей название Добровольческая. Корнилов принимал на себя командование. Скромный трудяга Алексеев ради пользы дела отошел на второй план, оставил себе финансовые проблемы, вопросы внутренней и внешней политики. Третий подписавший, Каледин, ведал формированием Донской армии и вопросами жизни Дона.

Вот, казалось бы, случайность… А кто его знает, может, из-за этой случайности Сибирь и Поволжье поднялись против большевиков на полгода позже, не имея авторитетных вождей? А союзники, кстати, так ни черта и не прислали. Их мизерной помощи Добровольческая армия дождалась только через год.

Корнилов считал свое командование на Юге временным, не навсегда. Как только армия прочно встанет на ноги, он все же намеревался ехать в родную Сибирь. А пока слал письма сибирским политическим деятелям. В частности, хорошо знакомому В. Н. Пепеляеву. Командировал ряд офицеров в Нижний Новгород, Казань, Самару, Царицын и Астрахань, чтобы организовать там белые силы. Увы, все тогдашние офицеры были никудышными конспираторами, все традиционно не разбирались в партийно-политических хитросплетениях. И подавляющее большинство офицерских организаций стали легкой добычей чрезвычаек. Из корниловских посланцев только один оставил заметный след в Белом Движении — капитан Лебедев. Впоследствии он стал начальником штаба Колчака.

Между тем выяснилось, что из приходящих с фронта казачьих полков прочные части можно создать только на принципе добровольчества. Донской штаб так и не сумел солидно наладить это дело. Разрешения на формирование отрядов выдавались чуть ли не всем желающим. В результате возникло много мелких белопартизанских отрядов — есаула Чернецова, войскового старшины Семилетова, сотника Грекова, есаула Лазарева и др. На Кубани Рада объединила офицеров и казаков в один добровольческий отряд под командованием капитана Покровского. Корнилов и Алексеев направили туда для связи генерала Эрдели.

Развертывание Добровольческой армии продолжалось. В среднем записывались 70–80 человек в день. Оружие отбирали у солдатских эшелонов, едущих по домам, доставали через скупщиков. К концу года армия состояла из Корниловского полка, офицерского, юнкерского и георгиевского батальонов, четырех артиллерийских батарей, офицерского эскадрона, инженерной роты и роты гвардейских офицеров. План Корнилова и Алексеева был — довести численность до 10 тыс. человек и лишь затем приступить к выполнению крупных задач. Жизнь решила иначе. Большевистские фронты перекрыли дороги, отрезали Дон от России и Украины. Приток добровольцев резко упал — добирались лишь единицы. В декабре красные отряды со всех сторон двинулись на Дон.

13. Кто разжигал Гражданскую

Ленинский план построения социализма обстоятельно описан им в 1917 г. в книге "Государство и революция". Ильич предвосхитил своими проектами самые мрачные фантазии-антиутопии Е. Замятина, Дж. Оруэлла, Г. Уэллса. Его социализм — государство-машина. Пирамидальная система со всеобщим милитаризованным подчинением сверху донизу. Никакой торговли, частной собственности, самостоятельности. Каждый работает по трудовой повинности, где указано. И рабочие, и крестьяне сдают свою продукцию государству. Централизованное распределение: каждый получает положенный ему продпаек и положенные промышленные товары. И работа, и распределение под контролем "вооруженных рабочих". А на верхушке пирамиды — "партия рабочего класса", которая регулирует работу всей бездушной машины, дергая за государственные рычаги. Подробно эту черную фантастику можете почитать сами, если интересно. Г. В. Плеханов писал, что из ленинского проекта может получиться лишь уродливое бюрократическое образование типа китайской или перуанской империи.

Но начать строительство такой империи в 1917 г. было никак нельзя. Ленинский социализм предполагал жесткую тоталитарную подчиненность, железную диктатуру. А чтобы взять власть, пришлось разложить и разрушить все государство. И после победы большевики оказались не на верхушке готовой бюрократической пирамиды, а на неустойчивом плотике в бушующей стихии. Значительная часть населения воспринимала большевиков как явление временное, очередной непрочный кабинет Временного правительства. Повластвовали по паре месяцев два кабинета Львова, по паре месяцев — два кабинета Керенского. Теперь пробует повластвовать кабинет Ленина… Да и Учредительное Собрание не за горами. Ничего реального дать большевики не могли — ни прочного мира, ни хлеба, ни промышленных товаров, ни порядка.

Деревня, только угомонившись, вступила в новый кризис — хлынули фронтовики, неся с собой хулиганство и анархию, не желая знать над собой никаких сходов и старост, требуя новых переделов земли. Не получая продукции из городов, деревня придерживала до лучших времен свою продукцию, свернула поставки. Система снабжения рухнула. Транспорт оказался в руках миллионов демобилизованных и дезертиров. Централизованный подвоз продуктов в города тоже прекратился. Заводы останавливались, лишенные сырья и топлива, с разрушенным управлением и хозяйственными связями. Рабочие одними из первых стали выражать недовольство. Уже в ноябре представители Путиловского завода заявили:

"Мы говорим вам — положите конец разрухе. Иначе мы с вами рассчитаемся сами. К черту Ленина и Чернова! Повесить их обоих".

"Вы не стоите того, чтобы вас земля носила! Повесить бы вас всех на одном дереве — в стране само наступило бы спокойствие!"

Массовый наплыв в "рабочий класс" безработной черни, люмпенов и деклассированной рвани грозил оставить без дела самих рабочих.

Единственной реальной силой в городах были анархические массы солдатско-матросской вольницы. Но хотя их штыками большевики пришли к власти и держались, эти распоясавшиеся банды были опасны и для самих большевиков. Они вошли во вкус менять власти и считали новых правителей своими марионетками. Чуть что — сняли бы теми же штыками. Выход? Очень простой. Если народу нельзя дать еды, одежды и порядка, надо дать ему врага. Еще до своего владычества коммунисты привыкли объяснять все безобразия в стране не глупой «революционной» дезорганизацией, а заговорами и происками контрреволюции. Естественным продолжением стала та же позиция после победы. Сразу две проблемы решались — "классового врага" подавить и перенацелить общее недовольство.