Книга Прежняя любовь - Дороти Кумсон

Я по-прежнему Либби. Извивающаяся линия, тянущаяся ото лба к затылку, не мешает мне громко смеяться всякий раз, когда я слышу что-нибудь смешное. Царапины, усеивающие мое лицо, подобно рассыпанной по дороге щебенке, не мешают мне переключать каналы, когда на экране телевизора появляется реклама. Шрам, по диагонали рассекающий мою левую щеку, не мешает мне наслаждаться резкими криками чаек, которые будят меня на рассвете, подобно крикливым уличным торговцам.

Эти отметины поверхностны и незначительны. Они не в силах изменить то, кем я являюсь на самом деле. Кем на самом деле является Либби. Вот почему я не должна сейчас плакать. Я не изменилась.

Я не изменюсь и тогда, когда Энджела, которая застыла позади меня с ножницами в руках в ожидании моего кивка, сострижет то, что осталось от моих волос.

Наверное, я смотрю на свои длинные черные пряди и прощаюсь с человеком, которым я была с ними, только потому, что еще не оправилась от шока.

И вовсе не потому, что я опасаюсь превратиться без них в уродину, совершенно не похожую на меня прежнюю.

Прикрываю глаза и киваю.

— Ты уверена, малышка? — спрашивает она. — Мы можем попытаться что-то сделать с тем, что у нас осталось.

У Энджелы темная, как и у меня, но совершенно потрясающая, без единого изъяна кожа и божественные волосы. Они закручены в тонкие дреды, волнами ниспадающие до самой талии. Она очень женственная. Она воплощение женственности.

— Я прошу тебя: просто возьми и сделай это.

Она обрезает мне волосы. Она делает это очень осторожно, даже бережно, но я не открываю глаз. Я не могу на это смотреть. Я не могу видеть себя в зеркале и я не могу следить за ее мелькающими у меня над головой руками.

Наконец она останавливается. Я слышу, как она меняет инструменты.

— Переходим к следующей стадии, малышка?

Я снова киваю, по-прежнему держа глаза плотно закрытыми. Я напрягаюсь, слыша жужжание машинки. Этот звук заполняет хрупкую тишину и кажется мне зловещим. Я пытаюсь не отшатнуться и не закричать, когда холодный металл касается моей кожи. В считанные секунды Энджела избавляет меня от остатков волос.

Но мне кажется, что между моментом, когда она выключает машинку, и моментом, когда я решаюсь открыть глаза, проходит целая жизнь.

Я очень долго не решаюсь взглянуть на ту женщину, в которую я превратилась.

Джек

Когда я вижу ее, сердце останавливается у меня в груди. Она лысая. Кроме шрама и пересекающих его швов, у нее на голове нет ничего.

Она стоит в прихожей и в отчаянии заламывает пальцы. Она очень похожа на маленькую девочку, которую застали за какой-то шалостью и которая теперь ожидает наказания.

— Твои волосы, — говорю я. — Их нет.

Она кивает. Ее глаза наполняются слезами. Широкими шагами я пересекаю прихожую и кладу руки ей на плечи.

— Я решила, что лучше пусть не будет ничего, чем чуть-чуть, — произносит она.

— Ты выглядишь просто потрясающе, — говорю я, и она удинвленно моргает.

— Правда? — шепчет она.

— Правда. В мире очень мало женщин, которые могут позволить себе нечто подобное. Но ты одна из них.

— Правда? — снова спрашивает она.

Я вижу, что от испытанного облегчения ее напряженные плечи расслабленно опускаются.

— Да. А самое замечательное то, что теперь я вижу все твое прекрасное лицо.

— Значит, я не похожа на страшилище? — настаивает она.

— Ты никогда не будешь похожа на страшилище, — говорю я и привлекаю ее к себе.

У меня в ушах продолжают звенеть ее слова: «Лучше пусть не будет ничего, чем чуть-чуть».

Я надеюсь, что на самом деле это не так. Я всем сердцем надеюсь на то, что это не так.

Глава 6

Либби

— Миссис Бритчем, мы ненадолго, — говорит мне женщина-полицейский.

Она в гражданской одежде. Ее сопровождает еще один полицейский в штатском, которого она не удосужилась нам представить. Все это немного чересчур для «обычного» заявления относительно «обычного» дорожного происшествия.

И мне очень не нравится то, что они находятся в моем доме.

Я хотела оставить все, связанное с аварией, за стенами своего жилища. Однако в ту неделю, которую я провела в больнице, где могла ответить на все их вопросы относительно аварии, потому что мне было совершенно нечего делать, моя версия событий, похоже, никого не интересовала, а вот с Джеком они поговорили. Теперь же, когда я вернулась домой и пытаюсь следовать постулату «жизнь продолжается», оставив весь этот ужас позади, они явились, чтобы не позволить мне это сделать. Они тащат меня назад. Мне кажется, я очутилась на допросе. Мне кажется, что, усевшись на переднее сиденье машины, попавшей в аварию, я каким-то образом совершила преступление. Джек находится в другом конце столовой. Он сидит на краю стола, хотя женщина-полицейский попросила его выйти. Мне показалось, что он намеревался беспрекословно повиноваться, но остановился, когда я спросила:

— Почему Джек должен уйти?

Ответа на этот вопрос у нее не нашлось, поэтому она сказала, что если уж он намерен остаться, то пусть не вмешивается в нашу беседу. Если бы я не знала, о чем идет речь, я бы подумала, что меня допрашивают в связи с совершенным мною преступлением, а не просят рассказать о том, что я помню об аварии.

— Вы не могли бы рассказать нам, как помните, что произошло в момент аварии, — просит меня женщина-полицейский. Она делает странное ударение на слове «авария», и от этого мне становится не по себе.

— Я мало что помню, — отвечаю я, а мужчина-полицейский начинает что-то царапать в блокноте. — Я помню, как мы с Джеком разговаривали, а потом в нас врезалась другая машина, и я увидела, что на меня несутся стена и фонарный столб. А потом со мной заговорил спасатель. Вот и все.

— А что делал ваш муж в тот момент, когда в вас врезалась машина? — спрашивает она.

— Вы имеете в виду — кроме того, что он управлял автомобилем? — уточняю я.

Это звучит как шутка, но я и в самом деле не понимаю смысла вопроса.

— Меня интересует, как он вел машину. Возможно, рывками или слишком быстро?

Я закрываю глаза, пытаясь припомнить, что происходило непосредственно перед моментом столкновения. Я открываю глаза.

— Мы разговаривали, а потом в нас врезалась та машина.

— Разговаривали или ссорились? — уточняет она.

— Если бы мы ссорились, я сказала бы, что мы ссорились.

Она многозначительно смотрит на Джека.

— Мы оба знаем, что не всегда легко выражать свои мысли, испытывая на себе давление.