Книга Звездная река - Гай Гэвриэл Кей

По-видимому, командир, кто бы им ни был, действительно подтвердил то, что сказал садовник. Это не было новостью. Первые сообщения о катастрофе дошли до Ханьцзина в прошлом году. А к этому моменту даже слуги о ней знали.

А император не знал.

Хан Дэцзинь осторожно проговорил:

– Мой господин, это прискорбная правда, что Армия усмирения понесла ужасные потери.

Император Катая мрачно смотрел на него сверху вниз. Император был высоким мужчиной и стоял на три ступеньки выше, в павильоне. У него за спиной находился столик для письма и сиденье. Скала, которая погубила поля и убила столько человек (об этом не говорилось), возвышалась сзади, освещенная солнцем, великолепная. Дул легкий ветерок.

– Вы знали об этом, советник?

Возможность. И необходимость крайней осторожности. Но Хан Дэцзинь долго пробыл при дворе, на вершине всех возможных достижений. Сюда не приходят и здесь не выживают, если не знают, как справляться с подобными моментами.

– Знал, потому что сумел узнать из своих собственных источников, небесный повелитель. Военные донесения приходили к помощнику первого министра. Он пока не предъявил их совету или двору. Император помнит, что ответственность за Армию усмирения под командованием евнуха У Туна была возложена непосредственно на защитника и покровителя генерала У, министра Кая. Это сделано по просьбе самого Кай Чжэня, и я не возражал. Поэтому мне не пристало принижать достойного Кай Чжэня, сообщая императору о трагедии до того, как он… сам решит сделать это.

«Решит сделать это», – удачно сказано, подумал Хан Дэцзинь. Как и выбор слова «принижать».

Все, что он сказал, было правдой. Просто это не было главной правдой. Конечно, Дэцзинь узнал, что случилось, как только пришло известие; конечно, он не принес это известие императору… но таково было общее тайное соглашение между всеми, кто правил Катаем при этом дворе.

Катастрофа у Эригайи могла погубить их всех, если Вэньцзун воспримет ее определенным образом. Все они высказались за эту войну, по разным причинам. Этот кошмар мог погубить все – реформы, их собственное положение. Он мог вернуть назад консерваторов! Си Вэньгао! Братьев Лу!

Вести такого сорта способны были это сделать. Очень большая экспедиционная армия, посланная взять столицу варваров, но не обеспеченная снабжением… и забывшая осадные орудия для действий после прибытия к стенам города.

Что грозит тем, кто за все это отвечает? Какой вид казни сочтут соответствующим прегрешению, даже если генерал этой армии – любимый императором У Тун, который придумал сеть, создавшую этот сад?

Сам У Тун, очевидно, сбежал на юг впереди армии. Он все еще находился на западе, держался подальше от двора. Он все еще жив. Посылает произведения искусства и деревья для Гэнюэ.

До Дэцзиня доходили тревожные слухи о том, что во время отступления через пустыню, подвергаясь нападениям варваров на всем пути на юг, умирающие от голода и сходящие с ума от жажды солдаты Катая начали убивать своих командиров и пить их кровь.

Жители сельской местности поедали друг друга (и своих детей) во время страшного голода; это была печальная правда жестокого мира. Но чтобы в катайской армии полностью исчезла дисциплина? Это внушало ужас. Это заставляло вспоминать все рассказы о том, что армии – и их генералы – могли натворить, если их не держать в узде, не контролировать.

В каком-то смысле лучше иметь такого неумелого, самодовольного, жадного генерала, как У Тун, чем какого-нибудь блестящего военачальника, любящего своих солдат. Его солдат. Не солдат императора.

Этот выбор из двух зол, как подумал Хан Дэцзинь, стал особенностью этой династии, и они все в нем участвовали здесь, при дворе.

Твои мысли принадлежат только тебе. А его слова, под холодным взглядом императора сверху, были такими:

– Смиренно прошу простить, небесный повелитель. Меня глубоко огорчает, что безмятежность этого сада нарушают подобные вещи. Следует ли мне избавить ваше императорское величество от присутствия этого садовника? Его нужно наказать, разумеется.

– Садовник останется, – произнес Вэньцзун. Слишком категорично. Этот момент не обрел равновесия. – Его сын погиб. Он не будет наказан. Он только сказал нам правду, – он помолчал. – Мы послали за Кай Чжэнем.

Когда первый министр это услышал – просто имя, без титула, – ему понадобилось все его самообладание, чтобы скрыть улыбку.

Для надежности он опустил голову, словно в знак покорности перед величием воли императора. Выдержав точно отмеренную паузу, он тихо произнес:

– Если высокочтимый помощник первого министра скоро присоединится к нам, возможно, мой господин, милостиво поможет своему слуге, просмотрев два письма, которые я получил сегодня. Каллиграфия обоих просто великолепна.

Он первым подал второе письмо – то, штрихи кисти которого не покажутся императору знакомыми.

Он все еще знал, как говорить с Вэньцзуном. Конечно, знал. Он учил его в детстве.

Император протянул руку и взял письмо из его руки. Небрежно просмотрел, потом вгляделся более внимательно. Сел за темно-зеленый мраморный письменный стол и прочел.

Потом поднял взгляд.

– Этот почерк отражает сильную натуру. Человек с убеждениями и цельным характером.

Это надо было произнести быстро, чтобы император не подумал, будто его обманули:

– Это писала женщина, милостивый повелитель. Я тоже был очень удивлен.

В менее важный момент выражение лица Вэньцзуна могло бы его отвлечь. Освещение было хорошее, и он стоял достаточно близко – Дэцзинь еще кое-что видел.

Рот императора приоткрылся над тонкой, темной бородкой, словно он хотел что-то воскликнуть. Потом он его закрыл и вернулся к письму от госпожи Линь Шань, дочери придворного Линь Као.

Воцарилась тишина. Дэцзинь слышал шелест листьев на деревьях, пенье осенних птиц и испуганное дыхание садовника, все еще лежащего лицом вниз на дорожке, все еще дрожащего.

Хан Дэцзинь смотрел, как читает император, видел, как он наслаждается мазками кисти, видел его улыбку, – потом на лице отразилось изумление, потрясение. По этим двум выражениям, которые сменили друг друга на лице императора, он понял, что победил. В жизни еще остались удовольствия – маленькие и большие.

Вэньцзун поднял взгляд.

– Мазки ее кисти одновременно сильные и изящные. Для нас это неожиданно.

Дэцзинь знал, что таким будет его первое замечание. Мужчины – это мужчины, их страсти просвечивают сквозь оболочку.

Он почтительно кивнул, ничего не сказал.

Император снова посмотрел на письмо, потом опять на Дэцзиня.

– А второе письмо? Вы упомянули два письма?

– Второе от Си Вэньгао, мой повелитель. Он присоединяется к ее прошению.

– Ваш старый враг пишет вам письма? – с легкой улыбкой спросил император.