Книга Капля крепкого - Лоуренс Блок

Тема по большому счету особого значения не имела, поскольку то была встреча анонимных алкоголиков, и когда наступал твой черед, ты мог рассуждать о чем угодно. Я надеялся, моя очередь так и не наступит, но нас за столом было всего восемь человек, так что не отвертишься. Впрочем, я быстро сориентировался и избрал любимую тему Джима — о Будде, как вы, наверное, уже догадались. О том, что причиной всех несчастий является неудовлетворенность. А потом пришла очередь другого человека.

Ресторан на Томпсон-стрит оказался вполне типичным для Гринвич-Виллидж итальянским заведением в лучших его традициях — скатерти в красно-белую клетку, бутылки кьянти и подсвечники в оправе из плетеной соломки, из проигрывателя доносится голос Синатры. Официант вспомнил нас, одобрил выбранную нами закуску и главные блюда и не пытался уговорить нас заказать вино. Еда оказалась прекрасная, мы воздали ей должное, и я рассказывал о Джеке Эллери и попытках выяснить, кто его убил.

— Или кто точно не убивал, — добавил я. — В том и заключается пока что моя миссия. Если смогу освободить всех обозначенных в его списке на Восьмой ступени людей от подозрений, его поручитель сможет оставить это занятие с чистой совестью. И нет необходимости делиться информацией с копами, если уверен, что просто нечем делиться.

— Так сказано в Уголовно-процессуальном кодексе?

— Ты, конечно, шутишь. Но если всерьез говорить о законах, ни в одном не сказано, что человек обязан сообщать в полицию, даже если точно знает, кто стрелял. Он не судебный исполнитель. Он частное лицо. Это, разумеется, не дает ему права лгать офицеру полиции, он может просто промолчать.

— Так ты занимаешься тем, что очищаешь людей, названных в списке, от подозрений? Это ведь куда проще, чем искать убийцу, правильно?

— Нет, если убийца окажется в списке. Тогда будет очень сложно очистить его от подозрений.

Мы поговорили об этом еще немного, а потом Джен спросила, брошу ли я это дело, если все люди из списка окажутся невиновными.

— Буду знать, что честно отработал полученную тысячу долларов, — ответил я.

— Неужели, Мэтт? Нет, я вовсе не хочу сказать, что ты не заслужил эту тысячу. Но разве не возникнет ощущения, что часть работы осталась недоделанной?

— Это почему?

— Да потому что убийца Джека продолжит разгуливать на свободе.

— Ну, одиночество ему не грозит.

— Это ты о чем?

— О том, что на свободе разгуливает полно убийц. Я просто с ума от злости сходил, когда мы ловили злоумышленника, а потом видели, как дело разваливается прямо на глазах. Или окружной прокурор что-то напортачил, или вещдоки пропадали неведомо куда, или двенадцать тупоголовых присяжных не смогли прийти к единому мнению, и получалось, что вся наша работа пошла псу под хвост. Не уверен, что когда-нибудь избавлюсь от мерзкого ощущения собственного бессилия, потому как настоящий коп всегда вкладывается в дело эмоционально. Но постепенно, правда, привыкаешь.

Затем мы принялись обсуждать сегодняшнее собрание.

— Вполне представляю, что может заставить человека мочиться в пустую бутылку, — хмыкнул я. — Допустим, ты живешь в меблированных комнатах, туалет с ванной находятся в дальнем конце коридора, и там вечно занято. А у тебя под рукой пустая бутылка. Если ты нормальный парень и у тебя есть чем прицелиться…

— И если этот предмет больше ни на что не годится…

— …тогда ты пользуешься подручным средством. А потом завинчиваешь крышечку, чтобы не пролилось на пол.

— Круто.

— Но вот чего никак в толк не возьму, — продолжил я, — так это почему ему взбрело в голову выливать мочу из окна. Можно просто отложить эти бутылочки в сторонку, дождаться момента, когда освободится туалет, и вылить туда. Ну, скажи, разве это так сложно?

— Вижу только одно преимущество в выплескивании мочи за окно.

— Чтобы позабавиться?

— Возможно и так, но за этим кроется большее. А главное, тебе не надо беспокоиться, что ночью по ошибке ты выпьешь из этой бутылочки. Ха! Я окончательно добила тебя этим предположением, верно? Здорово разобралась в этой малопристойной ситуации.

После ужина мы решили прогуляться пешком полмили до дома, и когда переходили Хьюстон-стрит, Джен взяла меня под руку и не отпускала, пока мы не добрались до обочины. Трапезу мы закончили кофе эспрессо, после чего официант принес нам пару крохотных рюмочек на тонкой ножке — стандартный сувенир для клиентов, которых в заведении будут рады видеть снова. Уже подойдя к нашему столику, он вдруг вспомнил: мы те самые клиенты, которые отказались от вина.

— Так, значит, вы отказываетесь, — дразнящим тоном произнес он.

Мы ответили, что да, нам этого не надо.

На пути к дому Джен рассуждала о том, от чего именно мы отказались.

— Думаю, от анисовой, — предположил я. — Или другого напитка со вкусом аниса.

— Но не от самбуки?

— А может, и самбуки.

— Нет, там бы не стали ее подавать, — возразила Джен, — потому что большинство людей просто не переносят этого вкуса. А знаешь, что мне всегда нравилось? «Фернет-Бранка».[24]

— Тебе нравилась эта гадость?

— Да, дрянь ужасная, — кивнула она, — зато наутро никаких последствий. И этот горький привкус… вроде бы напиток очень полезен для желудка.

— Лично для моего, — вставил я, — подходило все и всегда. Но единственной любимой настойкой была «Стрега». Похожа на сердечные капли.

— О, господи, «Стрега»! Ни за что бы не додумалась. Надеюсь, он не собирался угостить нас этой настойкой.

— Да какая разница? Раз уж мы все равно не пьем…

— Нет, определенно в тех рюмочках была анисовая, — кивнула она. — Дешевая анисовая мерзость с мерзким парфюмированным вкусом.

— Думаю, ты права.

— А что значит «Стрега» в переводе с итальянского?

— Вроде бы «ведьма», да?

— Точно. Ведьма.

Мы прошли в напряженном молчании еще несколько шагов.

— А знаешь, — заговорила Джен, — вроде бы я помню этот вкус. И если они подделали «Стрегу», усовершенствовали, получился в точности такой же напиток, только без алкоголя…

— Тебе бы не понравилось.

— Да я бы и палкой до этой гадости не дотронулась. — Она сжала мою руку. — Давай-ка сменим тему. Иначе я снова стану пить.

Когда мы подошли к Кэнел-стрит, неофициальной границе между Сохо и Трайбекой, я уж и думать забыл, какие чуть раньше меня обуревали чувства — чуть не возненавидел Джен за то, что заняла мне место, томился при мысли, что придется провести с ней еще одну субботнюю ночь. А с какой такой радости, скажите, я должен проводить ночь как-то иначе?