Книга Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного - Луис Алберту Мендес

Медленными движениями я погладил ей грудь. И француженка слегка подалась мне навстречу, я понял, что мои ласки ей приятны.

Проявляя максимум терпения, я задавал темп. Поднял ей ноги повыше, чтобы было удобнее. Только тогда я вошел поглубже и ускорил темп. Она улыбнулась, и на лице у нее отразилась страсть. Не выходя из нее, я повернул ее на бок, потом лицом вниз. Она была мягкой, словно пуховая перина. Она задвигала ягодицами навстречу моему паху. Мне было хорошо, и я готов был кончить прямо сейчас. Но надо было подождать – ведь она того заслуживала.

Она застыла. Я поставил ее на четвереньки и ускорил темп. Хорошо так? Она содрогнулась всей своей пышной плотью и рухнула на кровать, пискнув, словно кошка. Я попытался помочь ей, обняв ее сильнее и, когда ощутил ее сладострастные содрогания, резко ускорил движения и кончил. Она вся обмякла и расслабилась. Мы оба остались довольны.

Приняв душ и посудачив о всяких пустяках, я проводил ее до ворот и поцеловал на прощание.

Я уже забыл о ней, когда получил письмо из Франции. Оно было для меня полной неожиданностью. Оказывается, я и взаправду был первым мужчиной в ее жизни. Девственницей она не была. Во Франции ее изнасиловал ее крестный, когда ей было пятнадцать лет. Она никому об этом не рассказывала. Поныне переживала свою травму в одиночестве. Он еще несколько раз ею овладел, да так, что никто не узнал. Из-за природной робости она не могла сопротивляться.

Этот мужчина много лет был любовником ее сестры, которая и уговорила ее ничего не говорить родителям. Этот тип доставлял ей наслаждение, и она боялась его потерять.

По-настоящему она впервые кончила только со мной. Прежде она не находила в сексе никакого удовольствия – он даже внушал ей некоторое отвращение. Любовник добивался, она сопротивлялась. Мне это всё казалось чушью. Как девушка, столько путешествовавшая по Европе, психолог по образованию, могла жить с такой душевной травмой?! Невероятно!

Она прислала мне адрес и марки, чтобы я ей написал. Так я и сделал, причем незамедлительно. Вскоре получил ответ. Она решила изучать психологию именно из-за своих сексуальных проблем и травм. Неделю назад она ходила в полицию и рассказала всё участковому. Хотела подать в суд на крестного. Под суд попасть он мог. Но его бы не осудили ввиду истечения срока давности. Впрочем, участковый заявление принял, возбудил уголовное дело и вызвал этого типа для дачи показаний. Тому предстояло предстать перед судом.

Ее родители приехали во Францию. Она им всё рассказала. Они возмутились. Только тогда им стало понятно поведение дочери, особенно ее робость и замкнутость. Крестный остался безнаказанным, но был разоблачен и изгнан из их круга. Она же прошла курс лечения и полностью выздоровела.

Она горячо благодарила меня. Считала, что встречи со мной и то, что я был бережным с ней в постели, открыли ей радости секса. Вначале она уступила, потому что не решилась уйти после того, как сама меня спровоцировала. Близость казалась для нее болезненной. Она расслабилась, когда ощутила мое терпение и заботу. Особенно ей понравилась поза лицом вниз, когда я поставил ее на четвереньки, что-то вдруг у нее содрогнулось. Она ждала оргазма и испытала при нем неведомые прежде ощущения.

Наша любовь кончилась. Она ее не удовлетворяла. Письма летели через Атлантический океан.

Девушка начинала всерьез мне нравиться. Но тут меня перевели в другую тюрьму. Я потерял ее адрес, марки для международной почты кончились, а она, видно, не слишком долго меня разыскивала. Но думаю, что в сердце у нее сохранилось доброе воспоминание.

Глава 15
Опущенный

Когда я впервые сел в тюрьму – это были 1970-е годы – сексуальное насилие над младшими и слабейшими было обычным делом. В девятом корпусе, где содержались вновь прибывшие, такое творилось чуть ли не ежедневно. Были бы только смазливая внешность, молодость и некоторая слабость.

Техника овладения отличалась разнообразием. Но начиналось всегда с каких-нибудь подношений, послаблений и большой симпатии. Если бедняга проявлял наивность и попадался на этот крючок, его песенка была спета: очень скоро ему вставят в задницу. А если он возмущался и отказывался, ссылаясь на то, что он мужчина, начиналось давление. Следующим шагом было насилие. Из такого переплета трудно было выйти целым и невредимым. Многие молодые заключенные, обезумев от ярости, совершали убийства уже в тюрьме.

После первого раза пострадавший должен был избрать себе покровителя. Иначе неминуемы новые насилия всякий раз, как его подловят в укромном местечке. И, конечно же, угрозы. Ножи длинные, дубинки тяжелые, а жизнь не стоит ни гроша. У некоторых заключенных на совести было по три – четыре убийства, и по совокупности их осудили более чем на сто лет. Поэтому лишние несколько лет для них ничего не значили.

Иметь «мальчика» для бандита было даже «престижным». Большинство таких «мальчиков» были жертвами давления или насилия. Они вынуждены были искать покровительства в целях собственной безопасности. Потом им приходилось терпеть издевательства и от собственного «хозяина», потому что они считали это меньшим злом. Бандит должен был быть сильным, способным защитить себя и своего «мальчика» – иногда ценой собственной жизни, когда дело доходило до поножовщины.

Парень, попавший в такую кабалу, в конце концов делался предметом купли-продажи. Его «хозяин» по своей прихоти мог уступить его другому бандиту. Попадались люди, специализировавшиеся на торговле такого рода. Как находились и обольстители, чьей функцией было овладевать, иногда путем насилия, покорять или просто растлевать молодых арестантов. Так было и в тюрьме города Сан-Паулу. Их, долгое время удерживая под контролем, превращали в товар. Растлевать беззащитную молодежь, предоставленную самой себе, для многих было средством к существованию. «Опущенный» должен был обслуживать только своего покровителя. Его хозяин мог иметь жену и детей, приходивших к нему на свидания. А к «опущенному» никто не приходил.

Расскажу для примера об одном заключенном. Звали его Карлиньюс. Мы знали его с малолетства. У него было неоценимое качество: он замечательно водил машину. Когда за ним гналась полиция, он сохранял полнейшее спокойствие, и если сидел за рулем хорошей машины, никто не в силах был его догнать. Тогда мало кто из воров умел хорошо водить. Да и машины почти что ни у кого не было. Так что он пользовался огромным авторитетом.

Поэтому никого не волновало, что в его облике было что-то бабье. Все единодушно утверждали, что он авторитетный вор и классный водила. Но когда его осудили, всё переменилось. Началось с того, что на допросе он кого-то выдал, не выдержав пытки. Стало ясно, что стойкостью он не отличается. После побоев и пытки электрическим током сразу выяснялось, кто есть кто. Хотя пытку выдержать трудно, есть способы преодолеть боль. Иногда мучения казались невыносимыми. И все равно приходилось держаться из последних сил, чтобы не выдать сообщников. Для этого нужно было оговаривать не их, самого себя, признаваясь даже в несовершённых преступлениях. Мне самому приходилось не раз идти на такое, что, конечно же, прибавило мне сроку.