Книга Соло на троих - Ника Сафронова

Одета она была в какую-то замусоленную футболку, едва прикрывающую бедра.

– Ты спишь, что ли? – вылупилась я на нее.

– Ага.

Я заглянула Ирке через плечо и увидела на полу между столами скомканную постель.

– А почему здесь? Тебя что, выселили?

– Ага, – снова повторила Ирка, сладко зевнув.

– Тогда подъем!

Я прошла внутрь. Решительно свернула все вместе с матрасом в рулон. Взгромоздила на стул, стоящий у нас в запасниках, на случай гостей.

Теперь срочно проветрить!

– Ишь, накурила здесь, топор вешать можно, – проворчала я, открывая окно. И стала протискиваться к пепельнице, полной окурков.

Терпеть не могу этот натюрморт! Уж больно он ассоциируется у меня с раком легких. Доступ перекрывал верный Иркин спутник – чемодан на колесах.

– Смотрю, все серьезно. Я-то думала тебя так, на время выставили. Пока у хозяйки родственники гостят.

– Никто у нее не гостит. Кому она нужна, дура старая?

– А что тогда? – я подхватила Иркину поклажу и подкатила к ней, тыча в сторону шкафа. – А ну-ка! Убери свой чемоданчик…

Ирка послушно спрятала чемодан и, как была – в футболке, уселась напротив меня. Стала рассказывать, пока я, против воли, таращилась на ее голые, непропорционально полные ноги, никак не вяжущиеся с тонкой фигуркой.

– Я, Оксанка, понимаешь ли, неряха. Не убираю ни фига за собой. Посуду не мою, раковину не чищу. А то, что в этой раковине дырку за ржавчиной не видно, это нормально. То, что я, когда въехала, целые сутки срач за прежними жильцами выгребала, тоже нормально… У тебя есть сигареты?

Я молча протянула ей полную пачку. Ирка тут же судорожно закурила.

– А еще я, Оксаночка, проститутка и пьяница. Мужиков к себе таскаю. Пьяные оргии устраиваю. Вот так вот! Это мне старушка божий одуванчик выдала. Прикинь!

– Конкретная бабуся, – в уважительной форме возмутилась я. – А чего бы она хотела? Чтобы ты монашкой жила? Или вы шумели сильно?

– Да Господь с тобой! Я же там вертепов не устраивала. Ко мне если и приходил кто, так мы цивильно. Посидим, как белые люди, за бутылкой хорошего вина. Пообщаемся, музыку послушаем. Ну, потрахаемся, не без этого. А так-то…

– В общем, все чинно и благородно, – ядовито посмеиваясь, подытожила я. Старушка, на мой взгляд, не так уж и сгущала краски. Ирка алкоголем не злоупотребляла (это старая клеветница напрасно приплела). Но ее непостоянство временами шокировало даже меня. Что уж говорить о пожилом человеке!

Ирка, впрочем, моего сарказма не подметила.

– Она когда на меня все это вывалила, я аж дар речи потеряла! Меня колотило, я тебе передать не могу! До сих пор еще руки дрожат. Вот, смотри…

Ирка выставила вперед руку и продемонстрировала мне вполне натуральную дрожь.

– Да-а, Чижевич, с нервишками у тебя не того. Ты бы близко к сердцу не принимала. Так себя и в гроб загнать недолго. Может, тебе успокоительное попить?

– Да Витька притащил мне какие-то таблетки… – она потянулась и взяла со стола странную на вид коробочку. – Говорит, еле достал через какую-то закрытую лабораторию. Он же химик по образованию.

Вывалив в ладонь целую горсть, Ирка быстро сунула ее в рот. Запила водой, глубоко запрокинув голову.

– Слушай, а ты от такой дозы кони не двинешь?

– Не-а! Витька говорит, для быстрого результата можно за раз от трех до шести штук принимать.

– Отлично! Теперь осталось выяснить, кто такой Витька.

– Ну тот, который сюда приходил. Помнишь? Я вас знакомила. Программист из газеты.

– А-а-а… – пробили меня смутные воспоминания. – Это тот, у которого изо рта воняет и прическа, как у Данилы-мастера?

– Да…

– И усы, как будто пудель к соплям прилип?..

– Да, это он, – заржала Ирка.

И у меня, как обычно, заложило уши.

Говорят, когда человек громко смеется, это хорошо. Значит, у него душа открытая. Уж не знаю, что там с Иркиной душой, но я решила для себя однозначно: в следующий раз, когда соберусь шутить, надо быть начеку. Буду вести себя, как молодой солдат на маневрах: крепко жмуриться и затыкать уши пальцами.

Впрочем, на сей раз никакой шутки не было. Ирка и сама это понимала, хотя продолжала смеяться.

Потом вдруг она резко осеклась и ни с того ни с сего заметалась по офису, бормоча при этом:

– Так, чайник, чайник, чайник…

Я сообразила, что она находится в поиске. Поэтому с готовностью подала ей искомый предмет, который, по счастью, оказался у меня под рукой.

Ирка исчезла. А через минуту появилась опять, держа на вытянутой руке полный чайник воды. Она все продолжала бубнить:

– Скорее… вскипятить воду… скорее…

– Что ты собираешься делать, можно поинтересоваться? – осторожно спросила я.

– Собираюсь мыть голову, – ответила Ирка с таким видом, будто при слове «чайник» ничего другого придумать просто невозможно.

– Здесь и сейчас?

– Здесь и сейчас. А что?

– Нет-нет, ничего, все нормально, – энергично замотала я головой. А сама украдкой покосилась на упаковку с таблетками.

Интересно, а на что бы меня пробило?..

На коробочке не было никаких надписей. Черт его знает! Вдруг галлюциногены какие-нибудь?

– Ириш, ты бы приостановила курс, – робко посоветовала я. – Все-таки лаборатория закрытая. Они там, может, при помощи этих препаратов с гуманоидами общаются…

– А что такое?

– Чудишь ты, голубушка.

Ирка, застывшая над чайником, словно колдуя, чтобы он побыстрей закипел, обернулась. Лицо у нее было такое, будто она вот-вот опять прыснет.

– Дорохова, ты прикалываешься? Или, правда, думаешь, что у меня от таблеток крыша едет?

– А что, голову в офисе мыть – это сейчас так модно?

– Где же мне ее мыть по-твоему, если я здесь живу?

– Логично. А ко мне вечерком проехать, нет?

– Нет, – отрезала Ирка, – у меня свидание вечером. С одним очень респектабельным дядечкой… Кстати!.. – неожиданно воскликнула она. Даже бросила колдовать и перебралась поближе ко мне. – А как у тебя с Лихоборским?

Тут уж я передернулась, четко поняв, что, если б я стояла, то у меня подкосились бы ноги.

Лихоборский! Стоит произнести – и клетки моего организма начинают куда-то смещаться. Как шахматные фигуры. Наверное, происходит какая-то химия. Вон даже щеки сделались горячими-прегорячими. Меньше всего мне хотелось, чтобы Ирка заподозрила нечто подобное. Поэтому брякнула я достаточно равнодушно: