Книга Прощай, Атлантида! - Владимир Шибаев

– Зачем за мной ходишь? – упрямо поинтересовался Полозков.

– Уплочено, – спокойно и мирно сообщил Хорьков, роясь в кармане и предъявляя какие-то сыпящиеся в лужу медяки. – Я теперь не быдло, а сексот, – гордо повторил он своего начальника.

– Кто-кто? – удивился географ.

– Так Чумачемко, майор звериный, меня закодировал. Ежели под протокол, то я теперь сексуальный отморозок, понял? Гляди, чего на холоде себе обморозил, жидкость сливал. У меня ныне и бабок полная лапа, – и он опять нетвердо вывернул из кармана вместе с огрызками семечек и ошметками окурков мятую кучку десяток и полтинник. – Видал? Я теперь пристроенный к тебе человек-тень, сексот – куда я, туда и ты. Кажный шаг влево-вправо, кажный вдох, а особливо выдох – так Чумачемко велел. Все чтоб про тебя на опись…изустно, так как ты от своих потерялся и в особой истории пропал. А дернешься, это уж я сам догадался, сразу ремнем, али чем подсобным навроде бритвы, тебя и удушу. Иначе мне этап и смирительная баланда. Так что, друх Сеня – ты на меня не серчай, такая гнида-планида.

– Зря ты взялся, – спокойно возразил географ. – А вдруг я тебя за неким углом комплектом тетрадей по темечку грохну. Мне то легче – вон ты, нетверый и шатаешься. И темечко у тебя самое слабое место.

– Это по мне все на опохмел, – отхлебнул Хорьков из банки. – Зря не гуньди, разве станешь мараться? Ты серьезный провиант, а я плешь обоссанная, главный местный хулиган Хорьков. Так что, путем. На сегодня из дома то, что – попрешься еще?

– Нет. Окончательно отдыхаю.

– Лады, – облегченно выдохнул смрадом Хорьков. – А то упаду скоро. Все одно хана, кровью после майора харкать, раз я отдельный самочинный человек, кого все боятся.

Тут две мелкие тени мелькнули у арки, а одна тень призывно крикнула:

– Эй, папаня, домой. Пошли домой, упадешь, – это и по виду и по голосу был знакомый географу мальчуган Кабан.

– Идите дядя домой. А то Кабан все из-за вас не уймется. Даже в школу назавтра удумал пехать – по такой жизни, орет, в школу лучше, – крикнула другая небольшая тень, похожая на испорченную песочницей Краснуху, дочку местной жрицы Эвелины Розенблюм.

– Ну все, лады, – махнул Хорьков без силы рукой и обвалился. – Иди, мужик, скатеркой.

Две тени отделились, выстроились именно в тех двух подростков и повели куда-то заплетающегося Хорькова.

Дома географ включил чайник и тупо уселся у телевизора, в котором какой-то корреспондентик с натянутым на лицо чулком улыбки суетился вокруг губернатора и нежно выспрашивал про дальнейшее процветание порта и портовых складов. Был совсем уже вечер или начальная ночь. Засвистел в голове чайник, запрыгала мельтешня экрана, и Арсений их выключил. Подошел к полке с географией, вынул тетрадь контурных карт и посмотрел на забрызганную кляксой пустыню. Левым, поврежденным глазом он видел ее значительно хуже.

Потом он опустил веки и увидел весеннюю февральскую ту же пустыню, местами покрытую ворохами трав и цветов необычных, фантастических форм, перечеркнутую между зеленящихся и текущих вверх кустарников стремительными дорожками следов бесчисленных местных обитателей – змей, полевок, тушканов, полосатых местных крохотных хомяков и птиц размером с хвост воробья.

И не сразу Арсений услышал звон. Пустыня звенит, решил географ. Но кто-то опять настойчиво дважды и трижды вдавил снаружи кнопку. За дверью стояла Рита.

– Входи, – пригласил географ. – Садись, если хочешь. Сними плащ, если хочешь.

– Пришла сказать тебе вот что. Ты не шути с ними. С барыгой, и с этим… Ноликом. Это шутники низкопробные. Понимаешь?

– Да.

Рита прошлась по комнате и, как завороженная, остановилась перед портретом в рамке давно умершей матери географа.

– Может останешься посидишь? Кофе выпьешь, – спросил географ.

Рита подошла к нему слишком близко и сказала:

– Что ж тогда меня не оставил. Я тогда с тобой готова была на кухонном столе ночевать. Или на подоконнике.

– Но я пришел чуть позже! Сказать тебе…А ты повисла на этом доценте…нарочно…

– Какой мы однако нежный, все же. Чуть позже… Два месяца – это две жизни, – и Рита протянула руку и поправила ворот его рубахи.

– Я теперь совсем не та, Полозков. Позади пропасть времени. У меня два любовника-мачо. И я вся грязная.

Потом Рита повернулась, щелкнула дверь, и она ушла. А географ подошел к холодному окну и прижал к стеклу лоб. Ночь подобралась уже совсем близко.

* * *

Очень легко, еще издали Арсений распознал точное нахождение « Адвокатского бюро Колин и Павлов», и не потому, что на визиточке красовался вязью слегка похожих на русские буковки нарисованный адрес, и не по огромной, отшлифованной до слепящего блеска золотой, дословно повторяющей визитку доске у темной дубовой двери первого этажа старинного, но шахматно выложенного разномастной мраморной современной плиткой здания, – а по тощей кривой фигуре прыгающего с ноги на ногу сексота, откуда то вывернувшегося у подъезда за десяток метров перед Арсением Фомичем.

– Здорово, кормилец, – радужно улыбаясь, приветствовал его Хорьков. – Тебе, кореш, Чумачемко передает пламенный позывной – мол, береги себя, как воробей летом, для будущего позорного столба. Значится, кумекаю, все одно тебе хана за твои, фулиган, художества. Заместо меня в хорошей компашке болтаться будешь. Так что давай, раз все одно, денег мне на опохмел, хоть сколь. А пока не унывай, – добавил он, не дождавшись подачки, похлопал себя по ляжкам и художественно присел, пошатнувшись, в плясовой. – Нам, морозкам, все одно, где гнить. Так что держись пугалой, кореш…

Но в темноватый, нагретый хромированными калориферами адвокатский предбанник сексота, несмотря на его вопли и визги: " я с энтим следокопытом…спокуха, бугай…мы одна партия навынос…я майор спецназа секретно пристроен…крюки отгрузи! " – не пустили, а двое крепышей просто с размаху отправили его в свободный наружный полет на полосу покрытого свежей ледовой корочкой асфальта. И после один из бугаев, аккуратно оправив лацканы модного пиджака и сверив документы с физиономией, джинсами и тертыми ботинками Полозкова, поколебавшись из стороны в сторону, вежливо предложил: " Предварительно следуйте за мной".

Поводя чугунной спиной пиджака, охранник проводил Арсения через череду вылизанных сухих помещений и в угловом зале, где кроме тяжелых портьер на широких окнах с фигурной решеткой и огромного биллиарда посередине ничего не было, несколько замявшись, пробубнил:

– Погоди здесь. Руками ничего не лапайте, – а возле двери полуобернулся и, скорчив подобие улыбки, вскользь осведомился. – В секу-то рубишься?

– Нет, – озадаченно ответил Арсений.

– Ну, вот, – подтвердил какую-то свою догадку бугай и скрылся, щелкнув замком.

Но уже через минуту другую, не успел Полозков оглядеть разноцветные кии и шторы, в залу из неприметной боковой дверки неслышно заявился высокий худой джентльмен в темно-сером, под цвет маловатых глаз и коротковатых волос костюме, за которого можно было точно поручиться, что это не дородный толстяк господин Павлов. Это был господин Нолик.