Книга С корабля на бал - Марина Серова

Кандидат биологических наук, обладатель трех патентов на изобретения: два — за новые сорта каких-то декоративных растений, третье — за массажер спины особой конструкции.

В Ясеневое я поехала не на «Ягуаре» — не надо привлекать излишнего внимания сельских жителей и дачников. Я взяла второй имеющийся в моем распоряжении автомобиль. «Девятку».

Для того чтобы сменить машину, а также переодеться, мне пришлось заехать домой, где я и наткнулась еще на одну проблему. Паша.

…Паша упорно хотел ехать со мной. Никакие аргументы не могли убедить его в том, что этого делать не стоит.

Паша отказывался понимать. Он заявил, что без него у меня ничего не выйдет, потому что только он знает все тропы, все входы и выходы. Я даже не стала указывать ему на противоречия в его доводах: еще вчера он просил хоть как-то помочь ему, а сегодня настаивал на том, что без его помощи ничего у нас с Василием не выйдет.

— Я все равно сбегу отсюда, если не возьмешь, — наконец заявил Павел. — Мне терять нечего.

В устах десятилетнего мальчика мрачная фраза «мне терять нечего» звучит особенно сильно.

Этот Пашин аргумент решил спор в его пользу.

Ясеневое ущелье находилось на самом берегу Волги. Дорога шла все время по степи, а потом вдруг резко ныряла под уклон — и открывался захватывающий дух вид на свинцово-серую, еще холодную, но все равно красивую под темнеющим вечерним небом могучую реку. Ближе к горизонту, за который уходило солнце, на Волге вырисовывалась гряда островов, и самый большой из них, как сказал мне Паша, и был Белой Банкой.

— Там у нас летом лагерь, — сказал он. — В пэйнтбол играли.

К сведению не имеющих представления об этом весьма забавном виде спорта: пэйнтбол — это стрельба красящими шариками из специальных пистолетов. Весьма удачно имитирует боевые действия.

Детдом «Рассвет» был почти полностью скрыт высокими деревьями и стеной десятиметрового обрыва, вздымавшегося в пятидесяти метрах от въезда на территорию экс-турбазы. С дороги, по которой ехали мы, были видны только несколько деревянных построек, расположенных у самой Волги, и причал, у которого стояли катера. Среди них большой белый «Амур».

— Вот на нем Папа с какими-то прыщами из Москвы катался и рыбу глушил динамитными шашками, — сказал Паша. — Я тоже с ними был. Весело.

Милый кандидат биологических наук, ничего не скажешь!

— У меня тоже был один знакомый, который любил глушить рыбу динамитными шашками, — сказал Василий, сидевший на заднем сиденье и крутивший в руках обойму от пистолета-автомата «узи». — Сейчас, правда, этот знакомый мотает «пожизняк» в колонии строгого режима за террористический акт.

Дорога резко пошла под уклон, и открылся вид на главное здание «Рассвета»: это был довольно внушительный двухэтажный дом. По всей видимости, раньше он состоял из двух корпусов, которые впоследствии были соединены и образовали монолитное строение. Со стороны Волги к этому зданию примыкала длинная постройка из металла и тонированных окон. Бывшая столовая — теперь была переоборудована в…

— Тренажерная там. И тир.

Сказав это, Паша снова погрузился в мрачное созерцание дома, который вошел в его жизнь под наименованием Инкубатор.

Быстро темнело…

* * *

На втором этаже Инкубатора разговаривали двое мужчин.

Один, среднего роста, сухощавый, с постным бледным лицом и невыразительными глазами, в которые будто овсяного киселя закапали — настолько равнодушно и остекленело они глядели, — говорил таким же бесцветным, ровным, лишенным всяких эмоций, как и вся его персона, деревянным голосом. В этом голосе даже фразы, долженствующие выражать экспрессию или вопрос, звучали без всяких восклицательных и вопросительных знаков:

— Это черт знает что. Неужели этот мальчишка у этой бабы? Юрисконсульт тоже мне.

Второй, внушительных габаритов толстяк с холодными светлыми глазами и неожиданно легкими для его роста и телосложения движениями, расхаживал по комнате длинными медленными шагами.

Здоровенный амбал в ответ на слова сухощавого кричал:

— Мочить эту суку надо, Леня! Мочить…

— К ней сложно подобраться, — перебил его Леонид. — Сегодня ночью были такие желающие, так все легли. Юрка-пидор, Карась и этот… Андреев. Георгий. Из наших… «кактусиков».

Леонид Георгиевич Астров, директор Инкубатора, любил оперировать терминами из области флоры. Особенно — названиями цветов. Сама его фамилия была «цветочной».

Человек, которого слишком много детей звали Папа, называл своих подопечных — «кактусики». Дети — цветы смерти.

— Паша, значит, исчез, — то ли спросил, то ли констатировал он. — Так, Миша.

— Он-то, маленькая тварь, и оприходовал Шикина, — заговорил толстый Миша с жаром, а потом злобно пригладил коротко остриженную круглую голову и заключил: — Ничего… никуда не денется, гнида мелкая. От нас еще никто не уходил. Сбагрим его на Запад на запчасти, будет знать…

— Чего это он вдруг так, — задумчиво произнес Астров, поглаживая подбородок. — Вроде мы его не обижали. От папы-алкаша забрали. Вторую жизнь дали, можно сказать. Ведь я ему больше отец, чем этот, который в подъезде валяется. Разве так можно обижать своего Папу? Это Павел нехорошо поступил. Нужно наказать мальчика.

— Так его никак найти не могут! У той телки смотрели, так у нее полномочия слишком большие, ничего с ней сделать нельзя… это если по закону. Юрисконсульт, мать твою!

— Значит, следует обойти закон, — заметил Леонид Георгиевич. — Мне кажется, Михаил, что в этой области у тебя большие наработки. Так что действуй.

— Все будет сделано в лучшем виде, — заверил толстяк. — Руку даю на отсечение, все будет тип-топ!

— Как сказала Венера Милосская, — вполголоса откомментировал Астров.

— Что, Георгич? Милосская? Это ты к чему? Да, впрочем… какая разница. Кстати: тут очень к месту всплывают питерские. Ты не забыл, а, Георгич, что сегодня к нам из Питера приезжают? Как раз помогут нам с этой юрис… юристкой разобраться.

— Да, — произнес Астров и снова задумчиво погладил подбородок. — Это хорошо. Хорошо. Ладно, я думаю, никаких осложнений быть не может. Как со всем этим разгребемся, будем обновлять штат.

При этих словах на массивном лице Михаила появилось откровенно ошеломленное выражение. По всей видимости, слова «обновить штат» в устах Астрова имели какое-то ужасное значение.

— Значит, так? — сказал Михаил почти шепотом. — Решил, да?

— Да. У нас не Бразилия. Сельвы нет. Придется передислоцироваться.

— Чего нет? Се…

— Сельвы. Сельва — тропические леса в бассейне Амазонки. Окультуриваться тебе надо, Миша. А то только и соображаешь, что в компьютерах и тренажерах. Это называется — специалист узкого профиля.