Книга Кот в сапогах - Патрик Рамбо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Солдаты Гоша уже дезертируют, чтобы уйти в леса и присоединиться к нам, — дополнил шуан, неистощимый в своих восхвалениях невидимой армии восставших, узреть которую республиканцам не дано, разве что они угодят в засаду, но тогда для них будет слишком поздно.
Сент-Обен вышел из кафе. Национальная гвардия, как всегда по утрам, оцепила выходы с дворцового крыльца через парк и по улице Божоле в надежде выловить спекулянтов и торговцев краденым, но большинство этих проходимцев, предупрежденные своими людьми, дежурившими на подходах, успели рассеяться в толпе со своими сумками денег и ворованных вещей.
К концу этого столетия, слишком щедрого на страсти и треволнения, умы стали неустойчивы. Опасаясь ненадежности настоящего, не смея воображать будущее, люди обратились к магическому, смутно прельщаясь соблазнами хаоса и примитивности. Чтобы испытать трепет ужаса, они зачитывались творениями Оссиана, ирландского барда первых веков нашей эры, заново сочиненными чрезвычайно британским эпическим поэтом Джеймсом Макферсоном, призывавшим возвратиться духом к Северу с его туманами, Северу варваров и песчаных равнин, бурых от мороза, Северу злобных призраков и колдунов, сидящих на корточках перед котлами, где варятся жабы. Людям открылось очарование старинных аббатств, но непременно разрушенных, их прельщали подземелья, пещеры, тайные ходы. В моду вошли святотатцы, изрыгающие проклятия. Глас Уильяма Блейка гремел, предрекая бурю; разум, вещал он, страж и тюремщик всего живого: «Жизнь — это Действие и происходит от Тела, а Мысль привязана к Действию и служит ему оболочкой»[1]. Появился на свет юный Вертер, самоубийца двадцати одного года; Шатобриан в своем английском изгнании с упоением вспоминал ураганы, от которых стонали камни его родного Комбура. По Европе взад-вперед раскатывали специалисты по животному магнетизму и ясновидцы. В Париже заговорили о появлении чудодейственных помад, изготовленных из костного мозга левой лапы льва. Какие-то провидцы предрекали, что в землю врежутся две раскаленные кометы.
Красная карета остановилась перед грязным наемным домом на улице д’Анжу. Из экипажа вышла мадам Тальен, за ней последовала Роза де Богарне, потом Розали Делормель, которая и привела их сюда. Они остались в своих воздушных нарядах, но надели шляпы с мягкими полями, а драгоценности сняли, опасаясь воров.
— Розали, мы не перепутали адрес? — спросила Терезия.
— Я же тебе говорила, что уже была здесь. Все точно.
— Совсем рядом с этим ужасным кладбищем Мадлен!
Речь шла о кладбище, где хоронили обезглавленных: оно было расположено на месте прежнего болота, за пределами столицы. Здесь якобинцы погребли Людовика XVI в голубом камзоле и шелковых чулках, засунув отрубленную голову между ног трупа. Но как ни пугало Терезию и Розу такое соседство, они все-таки вошли во двор здания вслед за своей приятельницей Розали. На лестнице длинной чередой томились в ожидании щеголи в перьях, бывшие маркизы, мегеры из Чрева Парижа, молодые люди с хохолками, склеенными яичным белком: на втором этаже с колодой карт в руке принимал посетителей гадальщик Мартен, безногий инвалид, который ради пущего эффекта и накопления золотых выдавал себя за итальянца, старательно имитируя акцент. Дамы присоединились к очереди.
— У Мартена невероятный дар, — говорила Розали. — Он предсказал мне богатство за неделю до того, как я встретила Делормеля.
— Да, у него репутация лучше, чем у этого квартала, — подтвердила вдова Богарне. — Я о нем слышала.
— Я, разумеется, тоже, — сказала Терезия. — Но место тем не менее отвратительное.
— Он развивал свой дар под руководством одного монаха-францисканца, — продолжала Розали. — Вы увидите: он хранит в своей гостиной череп этого монаха, увенчанный цветами мака.
Спустя всего час, ибо консультации провидец давал непродолжительные, его подручный ввел трех женщин в салон гадальщика. Впрочем, салон — чересчур роскошное слово для этой сырой комнаты, где обивка стен пузырилась между гравюрами на библейские сюжеты, изображавшими нечто напоминающее переход евреев через Красное море и суд Соломона. Мартен сидел, повернувшись спиной к единственному окну, так что посетительницы смотрели на него против света. Сидел он за длинным столом из неструганого дерева, прислонив костыли к своему стулу. У него были редкие волосы и гладкое неподвижное лицо. Его клиентки присели на колченогие стулья. Розали бросила на стол три луидора, тогда оракул оживился, перетасовал засаленную колоду карт Таро, снял и стал раскладывать карты сообразно ритуалу. Терезия хотела заговорить, но Мартен нарушил молчание первым.
— Я вижу кровь, — сказал он ей.
— Это цвет моей кареты…
— Успокойся, кровь это не твоя… Э, да ты окружена мужчинами, среди них тот, кто важнее прочих, он в Конвенте один из первых лиц… Вижу и другого, помоложе, это принц…
— Так я стану принцессой?
— Карты утверждают это.
Терезия побледнела, ей вспомнилось предсказание маленького корсиканского генерала, услышанное как-то вечером в Хижине, как приятели Барраса любили называть ее жилище. Затем пришел черед Розы. Мартен снова перетасовал карты, снял, разложил, пригляделся к ним и сказал:
— Деньги. Все время деньги. Много. Роскошные туалеты, игра, дворцы… Солдат… Он путешествует…
Мартен ткнул пальцем в карту Европы, развернутую у него на столе. Он показывал на Италию.
— А что потом? — спросила Роза.
— Ты станешь императрицей.
Прогуливаясь в сопровождении Жюно июльским вечером по Ботаническому саду, который недавно увеличили, присовокупив к нему зверинцы Версаля и Трианона, Буонапарте остановился перед новой статуей Бюффона, грызя кусок только что купленной у ларечницы поджаренной кровяной колбасы.
— Он из твоих краев, Жюно.
— Кто, статуя?
— Бюффон умер в Монбарде, это ваши места, твои и Добантона. А знаешь, что там, в пьедестале?
— Камень…
— Его мозжечок.
Нанеся визит натуралисту Добантону (тому, кто вывел барана-мериноса), с которым был знаком родственник Жюно — его дядюшка по материнской линии, каноник и специалист по пчелам, — генерал вынудил своего адъютанта предаться медитации перед скелетом Тюренна, помещенным между остовами носорога и слона. Теперь же они шли под арками, увитыми розами, и беседовали так:
— Жюно, тебе известно, как военачальник Сулла вернул себе утраченное богатство?
— Он ограбил Грецию, ты мне уже говорил об этом.
— Нет. Он унаследовал состояние богатой куртизанки.
— Ты хотел бы ему подражать?
— Если это возможно.
— Ты подумываешь о мадам Тальен?
— Баррас мне этого не простит.
— Так тебя заинтересовали деньги семейства Клари?