Книга Иные измерения - Владимир Файнберг

…Вано рассказал Лиле и о том, как зимой на втором году службы стал участником массового сброса парашютистов на территорию условного противника. Накануне один сержант поведал ему, будто во время подобных маневров определённый процент солдат гибнет; будто в секретных документах этот процент уже заложен…

Когда наступил решающий момент, руки Вано мёртвой хваткой вцепились в стойки у раскрытой двери, откуда хлестал ледяной ветер бездны. Остальные самолёты, сбросив живой груз, исчезли, а этот все летел, пока инструктор и второй пилот, матерясь, боролись с Вано.

…Он падал сквозь молочный туман облаков, и когда парашют раскрылся, увидел, что снизу на него надвигается заснеженный лес. Вместо колхозных полей, о которых им говорили во время инструктажа.

Итальянская песенка даже не вспомнилась. Суетливо работая стропами, чтобы не повиснуть на вершине какого-нибудь дерева, Вано удачно приземлился среди сугробов на берегу замёрзшего ручья.

Ни звука не было слышно окрест. Где сотни солдат, сброшенных раньше него? Где сборный пункт возле какой-то летней кошары?

Он крикнул раз, другой… Снял парашют, уложил его в ранец. Посмотрел на компас. Стрелка, как всегда, показывала на север. Это ни о чём не говорило. Нужно было до сумерек выбраться из леса, скорее найти своих.

Вано закопал парашют в снег, пошёл с автоматом за спиной по течению ручья. Часа через полтора ручей вывел его к речке, тоже замёрзшей. На противоположном берегу курились дымками аккуратные домики деревни.

Лёд под ногами опасно прогибался. Он благополучно пересёк реку, обогнул забор и поднялся на крыльцо первой же избы. На стук отворила перепуганная старушка в переднике. Она что-то вскрикнула на непонятном языке, кого-то позвала.

Из глубины помещения вышла девушка. Она тоже испугалась, спросила: «Ты кто?»

Сейчас, кончив размешивать клейстер и вспоминая, как он рассказывал Лиле об этом приключении, Вано как бы вместе с ней ощутил укол ревности, пережитый ею.

И впрямь, когда выяснилось, что он приземлился в Латвии, когда его накормили картошкой с мясом, поднесли самогона, отогрели и уложили спать, девушка пришла к нему ночью, разбудила…

Её звали Эмма. Её брат тоже служил в Советской Армии где-то на Дальнем Востоке.

Утром она решила показать ему город Ригу, который, как выяснилось, находился в полутора часах езды на рейсовом автобусе.

Вано оставил в избе автомат и с лёгким сердцем отправился с ней на экскурсию, ибо решил после приятного времяпрепровождения найти комендатуру и таким образом найтись.

Но приятного времяпрепровождения не получилось. Сразу же по прибытии в столицу Латвии, на автовокзале, его, одетого в десантную форму, прихватил патруль.

В военную комендатуру он приехал на зелёном «газике», в сопровождении двух автоматчиков.

«Если пропал автомат или парашют, — жёстко сказал дежурный подполковник, — трибунала тебе не миновать».

И его на том же «газике» повезли обратно в деревню.

Автомат, к счастью, стоял на месте, в углу возле кровати. И парашют нашёлся благодаря ручью.

По возвращении в часть Вано неделю просидел на «губе». До сих пор он не понимал — за что?

Он ещё раз сходил на кухню, принёс полотенце, которым Лиля вытирала посуду. Окуная его в ведро с разведённым клейстером, можно было запросто намазывать изнанку обоев.

Солнце переместилось. И теперь только половина комнатёнки была ярко освещена, другая же погрузилась в бархатистую тень.

Он передвинул табурет к двери и встал на него, чтобы содрать последний лоскут старых обоев.

Вано оторвал верх. Нижний край был прижат притолокой. Он потянул за неё. Ветхая притолока осталась в руках. И, взблескивая в луче солнца, на него посыпался дождь монет.

Золотых.

Переведя дыхание, Вано собрал на полу среди ошмётков обоев сорок девять тяжёлых царских червонцев. Ошеломлённый случившимся, он сложил свою добычу в кухонное полотенце, надёжно завязал образовавшийся мешочек тремя узлами. Потом ему показалось, что монет для ровного счета должно быть пятьдесят. Облазил на коленях всю комнату, но, кроме Лилиной пластмассовой заколки, ничего не нашёл.

Именно эта дешёвая трогательная заколочка затормозила первое же полыхнувшее желание: немедленно, сейчас же, пока не пришла Лиля, уехать к себе на юг, найти в Сухуми дельцов или дантистов, которым можно будет продать этот клад за большие деньги, и зажить богачом на зависть Хутке!

Он сидел на табуретке, вертел бледно-розовую заколочку в руках. Думал о том, что у Лильки нет ни туфель, ни плаща, зимой и летом ходит в потрёпанной курточке, в кедах.

Принялся клеить новые обои.

Через два дня пожилой, доброжелательный человек с атташе-кейсом, кого-то ждавший у магазина по продаже золота и драгоценных металлов на Садовом Кольце, взял мешочек, бегло глянув на предложенный Вано товар, согласился купить его весь, но с условием, что сидящий в магазине ювелир подтвердит подлинность каждой монеты. Вдруг неизвестно откуда взявшийся парень налетел на них с криком: «Валютные махинации?!»

Больше Вано ни своих монет, ни парня, ни этого человека с его атташе-кейсом никогда не видел.

А пятидесятую монету вскоре нашла Лиля. Золотой червонец непостижимым образом залетел за зеркальце, укреплённое на шкафу.

За скромную плату ювелир сделал им два обручальных колечка.

«Чаби, чаляби…»

Вчера вечером после детского сада моя дочка без конца распевала песенку-считалочку. До того странную, что я поневоле запомнил слова.

Утром, едва открыл глаза, во мне опять зазвучало:

Кони, кони, кони, кони.

Мы сидели на балконе.

Чай пили. Чашки били.

По-турецки говорили:

Чаби, чаляби,

Чаляби, чаби, чаби…

И весенним днём, когда я шёл по территории больницы, та же милая детская бессмыслица преследовала меня. «Что такое ”чаби, чаляби”? Откуда взялось это словечко?» — беспечно думал я, открывая тугую дверь корпуса, где находится отделение нефрологии.

Нет, я не страдал от болезни почек. Вообще, был совершенно здоров, и навещать здесь мне было некого.

Поднялся лифтом на шестой этаж. Пошёл длинным коридором, оглядывая белые двери с чёрными табличками — номерами палат, пока не увидел надпись — «Зав. отделением нефрологии». Постучал, затем толкнул. Заперто.

Тогда я сунулся в дверь по соседству — в «Ординаторскую».

Там у компьютеров и телефонов суетилось несколько врачей в белых халатах. Они с неожиданной злостью выставили меня. Сказали, что Зоя Борисовна находится на обходе. Приказали ждать в коридоре, не отвлекать людей от работы.

«Чаби, чаляби, — думал я, расхаживая взад-вперёд по коридору. — Зачем мне все это нужно? Какого рожна я тут делаю?».