Книга Старые черти - Кингсли Эмис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?! Ты о чем?
— Ну, ты вел себя очень вежливо, как будто принял его предложение всерьез.
— Наверное, не без этого.
— Я хочу сказать, что ты же не хочешь, чтобы он тебе названивал?
— Нет, конечно. О Господи!
Машина тронулась с места и поползла вдоль тротуара. Алун вновь посмотрел в окно, затем бросил быстрый взгляд на движение впереди. Левой рукой он начал опускать окно, а из пальцев правой соорудил неприличный знак — большой, указательный и средний вытянуты, два других прижаты к ладони.
— Это по-английски, — поспешно произнес Чарли. — Для американцев — средний палец.
— Черт, точно! Спасибо. Ага… вот так. — Алун высунул голову и руку в окно и громко крикнул: — Пусть будет двухтысячный! Двухтысячный год! Отстань!
Автомобиль ускорил ход. По счастливой случайности Чарли успел в последний миг увидеть через заднее окно Пью, который выглядел далеко не таким умиротворенным, как минуту назад. Интересно, что он расскажет в своем Бетгелерте?
— В Америке ведь говорят «отстань»? — озабоченно спросил Алун.
— Думаю, там понимают это выражение.
— И оно не означает: «Как дела у вашего отца?» — или что-нибудь подобное?
— Насколько я знаю, нет.
— Видишь ли, я подумал, что надо действовать наверняка.
— Да уж, вряд ли он потревожит тебя еще раз.
Алун тихо рассмеялся и покачал головой, словно снисходительно упрекал себя за резкость. Вдруг в разговор вмешался водитель, у которого воротник клетчатой спортивной рубашки был выправлен на воротник синего саржевого костюма.
— Этот тип на дороге — он что, просил, чтобы его подвезли?
— Вроде того.
— Забавный малый. Напомнил мне…
— Да, а теперь забудьте о нем и быстрее поезжайте к «Принцу Уэльскому».
Алун явно не собирался следовать валлийскому обычаю завязывать дружеские отношения с таксистами, о котором говорил Рианнон. Он понизил голос и продолжил:
— Здесь главное — правильно рассчитать время. Чтобы потом поскорее смыться. Однажды в Килбурне я попал в неприятную ситуацию с одним болгарским писателем — вот он на самом деле просил его подвезти. Короче, я целых две или три минуты посылал его на хер, пока водитель моего кабриолета разворачивался в тупике, который я не заметил. Просто удивительно, как быстро блекнет смысл этого выражения! Повтори его пару раз подряд, и все, ничего больше не выжмешь.
— Да, и после него трудно подобрать что-нибудь в том же духе, — согласился Чарли.
— Именно.
— И все-таки, что тебе больше всего не понравилось в Пью, почему ты его послал? Что в нем такого отвратного? То есть кроме интереса к мужчинам? Конечно, как я заметил, он еще и американец до мозга костей.
— Что поделаешь, такой уж он уродился. Нет, это бы я стерпел. И стерпел бы, будь он валлийцем погрубее. Но я слышал об этих уродах из Пенсильвании. Ты же знаешь, кто они? Квакеры! Считай, повезло, если курить разрешат. А тебе известно, чем они занимаются? Говорят на валлийском. Представляешь, болтают по-валлийски!
— Да, он со мной тоже пытался поговорить.
— Вот видишь! — Алун с негодованием посмотрел на Чарли. — И что прикажешь делать с такими козлами?
— Я удивился, что ты не отшил его, как только услышал, откуда он приехал.
— Нет, ну что ты! Это было бы невежливо, тем более я еще не знал, к чему он клонит. А сейчас я хочу выпить.
Вестибюль «Принца Уэльского» в угоду чьему-то консервативному вкусу устелили коврами и украсили живописными изображениям общеизвестных сцен. Алун и Чарли поднялись на увешанном фотографиями лифте и оказались в роскошном убожестве с тонкими, слабо мерцающими колоннами, которое — кто бы сомневался! — именовалось банкетным залом. Зато там был бар, а еще стойка, где подавали только вино, благодаря чему немногие малопьющие гости не путались под ногами. Некоторым преимуществом профессиональных обязанностей Чарли, ныне почти номинальных, а когда-то весьма обширных, было знакомство с официантками. У одной из них он без очереди добыл виски с водой в количестве, которого кое-кому хватило бы на целый день, и сам удивился, обнаружив, как сильно нуждается в выпивке. Сжимая стакан со второй порцией, Чарли направился к Алуну — оказать моральную поддержку приятелю, очутившемуся на чужой территории. Рядом уже стояли Келлан-Дэвисы, и Малькольм расспрашивал Алуна.
— Как, говоришь, его звали? Ллевелин что-то там Пью?
— Я не помню, Чарли наверняка знает.
— Вроде бы Касваллон.
— А, Касвахлон, — прохрипел Малькольм с утрированным валлийским придыханием. — Более известный как Кассивехлаун.
— Вот это другой разговор! — Гвен деловито кивнула.
— Вождь бриттов, который сражался с римлянами в…
— Послушай, детка, остынь, а? — сказал Алун. — По-моему, на сегодня хватит истории. Уильям Пенн, Кассивеллаун, а ведь еще, друзья мои, есть патагонцы, многие из которых говорят на двух языках, валлийском и испанском.
— Жаль, что ты сбежал от мистера Пью, — заметила Гвен. — Судя по всему, они с Малькольмом созданы друг для друга. Нельзя ли его вернуть?
Чарли уловил в словах Гвен скрытый смысл, но когда он бросил взгляд в ее сторону, то увидел, что к их компании присоединился какой-то важный тип. Никто не спросил, кто он, зато ему было известно, кто они. От стрижки до костюма незнакомец выглядел типичным муниципальным советником, правда, скорее йоркширским, а не из Южного Уэльса, — таким, как бы его показали в черно-белом фильме двадцатипятилетней давности. Чиновника сопровождали еще двое, рангом пониже.
— Ну, что выдумаете о нашем новом памятнике? — спросил он глуховатым альтом с изрядной долей хрипотцы, которую часто приписывают любителям джина.
— О Господи, — произнес Алун, словно пытаясь сдержаться. — Э-э-э… вообще-то мы его не обсуждали, правда? Честно говоря, я в этом мало что понимаю. Гвен, давай, ты разбираешься в искусстве.
— Спасибо тебе, Алун, большое. Ну, по крайней мере в статуе нет дырок.
После короткой игры в «угадайку» должностное лицо поведало, что памятник обошелся в девяносто восемь тысяч фунтов.
— Есть о чем подумать, — заметил Алун. — На эти деньги можно приобрести парочку торпед.
— Что ты, они намного дороже, — вмешался Малькольм. — Я читал…
— И черт с ним! Тогда половину торпеды, четверть — какая разница!
— Тут дело в принципе, — пояснила Гвен.
— Может, если не возражаете, оставим торпеды в покое и вернемся к памятнику? — просипел чиновник. — Вот вы, мистер… — Он повернулся к Чарли. — Вы еще ничего не сказали.
— Да? Ну ладно… Я подумал, что он не слишком выразительный.