Книга В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков

– И вы с тех пор общественный представитель органов внутренних дел?

– Я всегда чувствовал, что тебе это не нравится.

– Нравится, честное слово, нравится, – искренне сказал Сеймур. – Насчет органов не скажу ни слова, а вот должность общественного руководителя мне нравится. Зарплата хорошая?

Фаталиев сказал, что зарплату ему не платят, но дал понять, что общественный представитель обладает кое-какими льготами и при этом пользуется подчеркнутым уважением и поддержкой начальства по всем вопросам, связанным с его основной служебной деятельностью, в том числе и бытовыми проблемами, время от времени возникающими у его сотрудников.

Преимущества звания общественного представителя подтвердились, когда Фаталиева стали приглашать на заседания суда во Дворец имени Дзержинского. Рассказывал об этом событии он взволнованно, местами даже с восхищением.

– Ты не представляешь, как он себя достойно ведет! Вместе с ним по делу проходят бывшие руководители органов госбезопасности Сумбатов-Топуридзе и Атакишиев – ничтожные, трусливые люди. На глазах огромного зала чуть ли не на коленях они умоляли о снисхождении, Атакишиев – тот даже заплакал. А ты знаешь, как на это отреагировал товарищ Багиров? Он рассердился и сказал Руденко: «Оставь их в покое, ты-то знаешь, что они выполняли только мои приказы! И ответственность за все несу только я!» С Генеральным прокурором Руденко он разговаривал на ты, а тот неизменно обращался к Багирову на вы, причем каждый раз очень вежливо. И в спор с ним не вступал, только каждый раз говорил: «Это ваше показание, гражданин Багиров, будет приобщено к делу». В зале все понимали, что Руденко, которому прекрасно известно, что товарищу Багирову признаваться не в чем, вынужден вести процесс на пустом месте. Неужели его могут признать виновным?

Фаталиев почему-то с надеждой посмотрел на Сеймура, но тот молча покачал головой. Благодаря лагерному опыту он был уверен, что по причинам, неизвестным непосвященным, вроде Фаталиева, система отторгла Багирова, и он обречен, а суд – всего лишь зрелище для тех, кого система допустила в зал. Фаталиев испытующе посмотрел на Сеймура. Ему явно хотелось что-то сказать, но решился он не сразу:

– Сеймур, я вам доверяю… Мой старый друг, он член ЦК Компартии Азербайджана, рассказал мне, что товарищу Багирову на следующий день после ареста Берии звонил из Москвы товарищ Хрущев и спросил его мнение о Лаврентии Павловиче, которого должны были судить как врага народа и агента международного империализма. На это Багиров сказал, что он знает Лаврентия Берию по совместной работе в Баку и Москве как верного ленинца, который всю жизнь боролся с врагами народа в мирное время, а с первого дня войны стал одним из организаторов победы советского народа! Багиров был готов представить в Президиум ЦК свое мнение о Берии в письменном виде, но товарищ Хрущев его предложение отклонил, сказал, что в этом нет необходимости. Может быть, его поэтому решили устранить?

– То есть потому что Багиров не согласился с Первым секретарем ЦК КПСС?

Хмурый Фаталиев в ответ кивнул:

– Да. Как член партии он, конечно, нарушил субординацию. Это серьезный проступок, но не преступление. Может быть, за это следовало дать ему выговор по партийной линии или, с учетом былых заслуг перед партией и государством, ограничиться устным порицанием, но не судить. Судить его не за что. Я же сам был на суде. Его обвиняют в преступлениях, которые он не совершал. Багирову памятник надо поставить при жизни, а его судят!

– Неизвестно еще, чем суд закончится. Неужели вы можете подумать, что в нашей великой стране среди бела дня могут ни в чем не повинного человека отправить в тюрьму или, еще хуже, в концлагерь, где ни за что ни про что будут всячески унижать и подвергать нечеловеческим мучениям?

Сеймуру не хотелось, чтобы в его голосе прозвучала ирония, и, кажется, ему это удалось.

Побледневший Фаталиев ответил не сразу. Сеймур уже жалел, что поставил в трудное положение убежденного коммуниста и общественного уполномоченного органов безопасности республики.

– Да, я могу так подумать. По всему видно, что Багирова признают виновным, – твердо сказал Фаталиев, не оглядываясь по сторонам, как он обычно это делал, разговаривая на сомнительные, по его мнению, темы.

– Отец мне рассказывал, что Берия и Багиров до революции в Баку вместе работали в каком-то учреждении, забыл только где, – чтобы отвлечь Фаталиева от темы несправедливости, припомнил Сеймур.

– До революции при мусаватском правительстве Мир Джафар Багиров служил начальником полиции, а Лаврентий Павлович был его заместителем. Они были друзьями, – безучастным голосом подтвердил Фаталиев.

– Значит, он защищал друга. Багиров поступил как благородный человек. Он-то наверно понимал, чем ему это грозит, – сказал Сеймур, но Фаталиев ничего не ответил. Он сидел, молча уставившись перед собой неподвижным взглядом.

Судебный процесс закончился в апреле, врага народа Мир Джафара Багирова приговорили к расстрелу, и Президиум ЦК КПСС с решением суда согласился. А еще через месяц, в мае 1956 года диктор сухим безразличным голосом зачитал по радио сообщение о расстреле.

По мнению Фаталиева, в стране происходят странные события и трудно представить, к чему это приведет. Чтобы как-то утешить его, Сеймур вспомнил, с каким восхищением говорил о Багирове отец.

Постепенно тема расстрела Багирова иссякла, и Сеймур совсем было собрался уходить, но Фаталиев его задержал. Они пили «экспериментальный» шафранный напиток, и Фаталиев рассказал Сеймуру о своем впечатлении после случайной встречи с Самандаром.

– Я его три месяца не видел, а сегодня так просто не сразу узнал. Даже походка изменилась. С первого взгляда видно, что у Самандара пропал кураж. Сеймур, а тебе его совсем не жалко?

Сеймур чуть не поперхнулся.

– Вы меня удивили. Вы считаете, я должен его жалеть?

– Самандар – человек несомненно мерзкий, и ты абсолютно правильно поступил с ним. Но, когда прошло время, ты не думаешь о том, как ему теперь непросто здесь жить?

– И вы его жалеете.

– Сам удивляюсь. До сегодняшней встречи мне в голову не пришло бы его пожалеть. Это при том, что я продолжаю думать, что он получил по заслугам. А сегодня я вспомнил, что у него есть жена, дети. Подумал, как к нему теперь относятся подчиненные. До той встречи с тобой у всесильного Самандара в Амбуране было прозвище «Танк»… Он и был вроде танка на самом деле. Ты можешь понять, почему Самандар не сообщил о том, что лишенный прав зэк до полусмерти избил его, председателя сельсовета, в его же собственном кабинете? Стоило ему пожаловаться, неизвестно, что с тобой сделали бы. Вернее, известно.

– Если вы не можете догадаться, почему он на меня не донес, – усмехнулся Сеймур, – то мне это уж точно не под силу. Я только удивляюсь и жду, когда он донесет.

– Ему было стыдно, ему до сих пор стыдно. Ни товарищу Назимову, ни своему родственнику Куткашенлы он не мог сказать, что в его собственный кабинет, прихрамывая, пришел посторонний дистрофик и в одиночку избил его так, что он не мог ни ходить, ни говорить.