Книга Покидая мир - Дуглас Кеннеди

Вторая мысль меня несказанно удивила, ведь повседневное существование «Фридом Мьючуал» сейчас казалось мне настоящим проклятием и полной противоположностью всему тому, что я ценила в прежней жизни. Это была вопиюще, воинствующе антиинтеллектуальная среда, даром что Брэд в моем присутствии порой вставлял какие-то литературные цитаты, давая понять, что когда-то раньше и ему случалось почитывать книжки. Все здесь воспринимали мир как джунгли, путь сквозь которые надо прокладывать когтями и клыками. С какой радости мне вдруг понадобилось очертя голову бросаться в такую авантюру?

Мы — все пытаемся доказать что-то родителям, которые, по тем или иным причинам, считали нас никудышными…

Наверное, в том-то и дело: доказывать — совсем невесело.

Пешком я добрела до Соммервиля за два часа, а оказавшись дома, сделала два телефонных звонка. Сначала я позвонила давней подруге Кристи Нэйлор, с которой мы время от времени перебрасывались письмами по электронной почте. Она закончила аспирантуру на год раньше меня, получила место преподавателя в Орегонском университете, а недавно опубликовала второй сборник своих стихов. «Книжку представили на Пулицеровскую премию, и она даже дошла до финала. Было распродано тысяча сто экземпляров», — писала Кристи некоторое время назад. У нее так и не появилось постоянного спутника, однако «если я хочу заняться сексом, стоит только отправиться в один из баров для людей попроще, их в городке несколько. А если тебе нравятся байкеры (каковую склонность я недавно в себе обнаружила), так их тут превеликое множество».

Мой старый добрый друг Кристи — она осталась такой же до ужаса бестактной. Когда я позвонила ей домой, объяснив, что нуждаюсь в совете, и рассказала, как отказалась от места в Висконсине ради «Фридом Мьючуал», а также обо всем, что происходило потом, первыми ее словами было:

— Ну, разумеется, ты испытываешь внутренние противоречия. Тебе неприятно, что даже эти психопаты, с которыми ты сейчас работаешь, тебя без труда раскусили… и это с учетом того, что такие, как они, вряд ли способны хоть на пару секунд отвлечься от собственных комплексов и маний.

— Я пошла на это только ради денег.

— Чушь собачья, и ты это знаешь. Но я тебя ни в коем случае не осуждаю, поверь. Будь я посмелее, сейчас и сама нажала бы аварийную кнопку и катапультировалась со своей осточертевшей работы, да поскорее. Только дело в том, что мне слишком комфортно и уютно среди этой серости и безграничной самовлюбленности, имя которой — университетская жизнь.

— У безопасности есть свои достоинства.

— Но ты-то никогда не выбирала безопасность, Джейн, сколько бы ты ни утверждала обратное. Тебе необходима эта работа, поскольку тебе необходимо утереть нос всем тем, кто когда-либо тебя использовал. Так что отпусти меня сейчас, а сама звони давай своему козлу-папаше. Ткни его мордой в тот факт, что вот-вот начнешь зарабатывать деньжищ больше, чем он видел в своей жизни.

Вскоре после этого Кристи попрощалась со мной, так как спешила на свидание с каким-то своим Ангелом Ада. А я и в самом деле позвонила отцу. Связь с Сантьяго оказалась неважной, на линии были постоянные помехи, и папин голос звучал так, будто он отвечал мне с обратной стороны Луны, да к тому же был несколько подшофе.

— Чему обязан такой чести? — спросил он.

— Как у тебя дела, папа?

— Почему это тебя интересует?

— Причины самые тривиальные.

— Пока дышу.

Длинная пауза. По-хорошему мне надо было бы повесить трубку, как только отец снова начал давить мне на мозги. Не знаю, ощущал ли он хоть какую-то вину передо мной, он никогда этого не показывал, наоборот, всячески демонстрировал недовольство и полную отстраненность.

— Ну, а кроме того, что ты еще дышишь, папа?

— Ты специально позвонила, чтобы меня доставать?

— Разве я не могу позвонить просто так?

Сказав это, я услышала, как отец бросает лед в стакан, затем раздался звук наливаемой жидкости. Помолчав, он заговорил:

— Я… не понял… тебе захотелось со мной поболтать?

— У тебя все нормально?

— Ты уже задавала этот вопрос. Но отвечу — да, у меня все просто превосходно. Две недели назад Консуэла от меня съехала.

— О, боже, это ужасно.

— Да, не особенно радостно.

— Позволишь узнать, в чем причина?

— Не позволю. А впрочем, ладно, все равно скажу. Она заявила, что я ее избил.

Я обдумала услышанное.

— А это правда?

— Я такого не припомню. Правда, я тогда был основательно под градусом.

— Если она утверждает, что ты ее ударил…

— Ты что, на ее стороне?

— Да нет. Я только…

— Ты не знаешь кого-нибудь, кто мог бы срочно одолжить мне десять штук баксов?

— Зачем тебе десять тысяч долларов, папа?

— Не твое это собачье дело.

— Мне же нужно знать хотя бы приблизительно, зачем тебе деньги, прежде чем давать их тебе.

— Ты мне дашь десять косарей? Не смеши.

— У меня есть деньги, папа.

— Хрен у тебя есть — или ты задумала какую-то аферу с нелегальным гёрлскаутским печеньем?

— У меня есть деньги, папа, — повторила я.

— Не понял.

Когда же наконец до тебя начнет доходить?

— Я нашла работу.

— Ага, учить студентов в Висконсине. Знаю, твоя мать говорила.

— Ты перезваниваешься с мамой?

— Это вряд ли. У нее денег нет. У меня денег нет. Так что мы не можем себе позволить бросать бабки на оплату связи между Сантьяго и чертовым Олд Гринвичем. Да мне, собственно, и нечего ей сказать. Но она упорно шлет мне длинные письма по электронной почте. Надеется, что у нас что-то еще срастется, прошлые обиды забудутся, мы простим друг друга… и тому подобная ерунда.

— Дело в том, что мама пока не знает, но…

И я поведала ему о своем новом месте во «Фридом Мьючуал». Отец слушал, не перебивая, хотя я слышала, как он снова бросает лед в стакан после моего рассказа о стартовой зарплате в сто тысяч долларов и о вступительной премии. Я нервничала, потому что… ладно, признаюсь, я всегда нервничала, разговаривая со своим отцом. Когда я закончила, он снова долго молчал. Потом:

— Не соглашайся на эту работу.

— Я уже согласилась.

— Перезвони в Висконсин, скажи, что передумала и хочешь поступить к ним.

— Но я уже сообщила им, что отказываюсь.

— Звони им завтра прямо с самого утра, скажи, что у тебя было помрачение, что ты хочешь у них преподавать.

— Но в том-то все и дело, что я в самом деле не хочу преподавать.