Книга Плохой мальчик - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главноуправляющий нахмурился, встал и вышел.
– Какой жестокий мальчик, весь в нее, – подумал он.
Рита и ее муж видели одинаковые сны.
Когда ночью он вдруг приподнимался на локте и начинал торопливо и подробно, как будто не спал вовсе, шептать про то, как Иисуса Христа допрашивал Понтий Пилат, и какой у стражника был перебитый нос, и как журчала вода в фонтане, – Рита вспоминала, что сама только что этот сон видела, цветной и ужасный. Или когда ей снилось, как ее уволок на карнавал дьявол с кривым, как после инсульта, лицом, и она просыпалась, и муж тоже просыпался, потому что она по-другому дышала, и он это сразу чувствовал. Она рассказывала ему свой сон, и он говорил, что видел то же самое.
Он был специалист, то есть инженер с дореволюционным образованием, нужный кадр, поэтому его не трогали. Рита была просто машинистка в тресте. А когда уже всех начали трогать, он стал писать роман из времен римского императора Тиверия и отдавал Рите перепечатывать, главами. Потом отнес в журнал «Красная Новь».
– Вы, товарищ, вообще-то кто? – спросил его редактор.
– Специалист, – ответил он.
Он и следователю так отвечал, и психиатру.
Рита ходила его навещать в больницу. А когда выписали, забрала к себе.
Один раз он проснулся и сказал:
– Ты обратно к мужу не уйдешь?
– Нет, нет, что ты, – сказала Рита, но спросила: – К какому мужу?
– Ты была женой наркома, ты убежала ко мне, – сказал он, глядя в потолок и поправляя круглую шапочку; он был лыс, и у него по ночам мерзла голова. – Это было в марте. Ты шла по улице с мимозой в руках. Маркий желтый цвет.
– Да, да, – сказала Рита.
Она прикрыла глаза и вдруг увидела особняк в переулке, машину «паккард» у решетчатой ограды и себя в парижской шляпке и в пальто бутылочкой. На тонком синем драпе была желтая мимозная пыльца.
– Это Ермолаевский переулок, – прошептал муж. – У наркома в наркомате завелись вредители. Азазель и Абадон. Наркома взяли. Ты улетела на метле. Голышом.
В дверь постучали. Рита вскочила, набросила халат, зажгла свет. Он тоже встал, застегнул пижаму.
– Будете понятыми, – сказал мужчина в военной форме. – Вот вы, гражданин, кто?
– Я специалист. – И он показал на свою ночную шапочку с узорчатой буквой «S».
Рита что-то прошептала военному на ухо, сунулась в ящик стола за справкой.
Военный прочитал бумажку.
– Понял. Отдыхайте, граждане.
– Не выключай свет, – попросил он, когда дверь закрылась. – Пусть горит всю ночь.
– Не надо, – сказала Рита. – Зачем свет? Тебе нужен не свет, а покой.
Долговязый плохо одетый мужчина вдруг остановился у входа на эскалатор. Шагнул назад, задрал голову и стал смотреть на список станций. Николай Маркович обошел его и оглянулся. Мужчина покачивался, вслух соображая, куда ему ехать. Николаю Марковичу показалось, что человек сильно пьян, может упасть вниз и сшибить его. Был поздний вечер, народу в метро было мало, пустая труба эскалатора уходила в дальнюю глубину. Он решил пропустить этого алкаша вперед. Но тот стал разматывать шарф, стоя на месте, как будто нарочно тянул время.
Николай Маркович быстрым шагом сошел вниз. Потом оглянулся. Пустая труба уходила в дальнюю высоту.
Подошел поезд. Николай Маркович вошел, сел и боковым зрением увидел, как этот тип впрыгнул в соседний вагон.
На следующей остановке в поезд набилась туча какой-то дикой молодежи: наверное, где-то кончился концерт. Они орали и толкались, но Николаю Марковичу так было гораздо спокойнее.
На пересадке Николай Маркович увидел, что неприятный попутчик идет в том же направлении.
Николай Маркович строго сказал сам себе, что это чистая случайность. Наплевать.
Поэтому, когда тот уселся напротив, Николай Маркович стал его рассматривать. Женская стеганая куртка на кнопках, поношенные брюки и разбитые ботинки. Низкий лоб, длинные редкие волосы и блестящие черные глаза. Птичьи. Пристальные, но бессмысленные. Он смотрел перед собой, не мигая. Потом вдруг откинулся вбок и захрапел. Но, когда Николай Маркович выходил на своей остановке, он вдруг подхватился и выбежал следом. И побежал к тому же самому автобусу.
С автобуса они тоже сошли вдвоем. Было снежно и скользко, тропка узкая. Как только Николай Маркович пытался его обогнать, он шагал быстрее. Как только Николай Маркович тормозил, он останавливался и закуривал. Как будто вел Николая Марковича за собою.
На перекрестке убирали снег. Бульдозер сдвигал пласты мокрого снега в одну кучу. Надо было переходить улицу. Долговязый шагнул с тротуара и провалился в открытый люк. В последний миг он успел зацепиться локтями за края, но выпростаться сил не было, и он в отчаянии завертел головой.
Николай Маркович подошел, нагнулся.
– Колька! – закричал тот. – Коляня! Я Валька Первухин, с нашего двора, узнаёшь? Дай-ка руку.
Николай Маркович присел на корточки и заглянул в блестящие птичьи глаза.
– Первуха, – сказал он, – ты мне отдай сто раз по двадцать копеек, которые у меня отнимал. Куртку мою зашей. Велосипед почини. Фуражку верни морскую, с крабом.
Тот моргал и цеплялся локтями за края. Сверху раздался рык мотора. Николай Маркович успел отскочить. Гора снега наехала и накрыла человека и люк.
Наутро Николай Маркович шел к автобусу и вдруг остановился. В снегу что-то блестело-чернело. Он поддал снег носком ботинка. Это была лакированная кнопка от стеганой куртки. В ней отражалось вчерашнее происшествие.
– Подростковые фантазии, – сам себе сказал Николай Маркович. – Бред, чепуха.
Он точно помнил, что Первуха насмерть разбился на мотоцикле еще в восьмидесятом.
В старину ордена и медали часто давали по разнарядке.
В мирное время, я имею в виду.
Это была довольно странная штука.
Для меня загадка, например, почему крупный совпис был Героем Соцтруда.
А первый секретарь Союза Писателей СССР тов. Г. М. Марков – дважды Героем.
Товарищ Черненко его наградил.
Поскольку сам был трижды Героем. Одним из пятнадцати на всю страну.
Но это так, верхушечные игры.
Спустимся на грешную землю.
Вот однажды директор завода получил на свой завод один орден «Знак почета» и две медали – «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие».
Всего, значит, три награды.
Но из райкома пришла сопроводиловка, чтобы среди награжденных были: