Книга Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер

Но когда шлюпка вернулась, а незнакомое высокое судно продолжило свой путь, удаляясь в ночь по спокойной морской глади, Аманда заметила, что её супруг, устроившийся на носу корабля, нервно покусывает губу. Капитан Джандерс в это же время молчаливо стоял на корме, и глаза его сверкали от возмущения и гнева. Даже матросы, простые жители Новой Англии, все были в тот вечер подозрительно молчаливы. Они хмурились и ходили по кораблю со сжатыми губами, стараясь не смотреть друг на друга. Однако через некоторое время капитан Джандерс все же заговорил, чтобы прояснить ситуацию для непосвященных:

– Господи, Боже мой! – резко выкрикнул он. – Вот имен но в такие моменты я начинаю жалеть о том, что у меня на корабле нет никакого оружия! Как я молил Бога, чтобы он предоставил мне возможность отправить это поганое судно на дно! – В порыве ярости он швырнул пачку писем к ногам миссионеров, пояснив при этом: – Я бы никогда не доверил вашу почту такому кораблю. Это же невольничье судно, сплошь кишащее работорговцами!

Уже позднее Джон Уиппл более подробно рассказывал о своем посещении незнакомого судна друзьям-миссионерам:

– Это было ужасно. Они даже не удосужились хорошенько закрепить цепи там, внизу, и нам было слышно, как они звенят, раскачиваясь. Это очень нехорошее и злое судно. Эбнер, вы не могли бы прочитать молитву?

И той душной ночью, первой после пересечения экватора, миссионеры, сбившись в кучку в тесной каюте, начали молиться. Эбнер сказал:

– Господи, позволь пробиться свету туда, где царит полная темнота. Принеси добро туда, где побеждает зло. Но не до пусти того, чтобы мы думали лишь о том зле, которое находится вдали от нас. Напоминай нам, о Господи, что нашей первой обязанностью является борьба с тем злом, которое видим мы перед собою. Боже, помоги нам не стать лицемерами, чтобы исполнять работу свою для Тебя каждый день.

Эбнера настолько потрясла эта случайная встреча с невольничьим судном, что он, так и не сумев заснуть, провел всю ночь на палубе, всматриваясь в ту сторону, где должны были находиться берега Африки. Священник искренне надеялся на то, что Господь смилостивится над ним и пошлет ему знак в виде ослепительной молнии, и это будет означать, что ненавистное судно все же затонуло. Уже на заре к нему подошел Кеоки Канакоа и спросил:

– Преподобный Хейл, вы так переживаете за Африку! Не ужели вы до сих пор не знали, что на Гавайях тоже существует рабство?

– Неужели? – опешил Эбнер.

– Конечно. На том острове, которым правит мой отец, очень много рабов. Мы называем их живыми трупами, и им запрещено касаться тех предметов, до которых дотрагиваются все остальные. На нашем языке они зовутся "капу". Не так давно они нужны были в основном для совершения жертвоприношений богам.

– Расскажи мне все, что ты знаешь о них, – попросил потрясенный миссионер, и пока Кеоки посвящал его во все ритуалы, связанные с рабами, Эбнер чувствовал, как в нем растет и крепнет самая настоящая злоба. Островитянин ещё не за кончил свое повествование, когда Хейл гневно воскликнул:

– Кеоки, когда я окажусь на Гавайях, рабства там больше не будет!

– Вам придется нелегко, – предупредил великан.

– Кеоки, ты будешь принимать пищу за одним столом с живыми трупами.

Правда, Хейл ни с кем не стал делиться своими мыслями и планами, даже с Иерушей. Но на рассвете в глубине душе он понял, что тот высокий корабль, то жестокое бразильское невольничье судно было послано навстречу "Фетиде" не случайно. Рука Всевышнего предопределила это свидание кораблей.

И когда над горизонтом появилось солнце, Хейл поклялся ещё раз:

– На Гавайях больше не будет рабства.

* * *

Во время унылого и длинного отрезка пути более чем в шесть тысяч миль к Мысу Горн и выглядевшего на карте почти как прямая линия, пассажиров "Фетиды" сразила так называемая "болезнь миссионеров". Долгое время ещё члены дружной семьи во Христе будут с некоторым смущением вспоминать о тех неприятных ощущениях, сменивших морскую болезнь с её невероятными приступами тошноты.

Между собой новый недуг они окрестили, используя свой собственный эвфемизм, "желчностью". День за днем Иеруша, немного смущаясь и краснея, интересовалась:

– Преподобный Хейл, скажите мне, вы все ещё страдаете от желчности?

И он неизменно отвечал ей:

– Да, мой дорогой друг, именно так.

А поскольку подобные вопросы задавали друг другу все супруги, то очень скоро уже и в самом деле пожелтевшими глазами они стали недвусмысленно смотреть в сторону единственного доктора на борту – Джона Уиппла, словно их брат мог каким-то чудесным образом избавить их от мучительной "желчности". Джон усиленно изучал всю имеющуюся в его распоряжении литературу, и в особенности "Справочник семейного врача", после чего рекомендовал друзьям старые и испытанные временем средства:

– Две столовые ложки настойки рвотного корня, потом ревень, советовал он.

– Брат Уиппл, я принимаю этот рвотный корень вот уже несколько недель, жаловался очередной миссионер, – и никакого толку.

– А не пробовали вы каломель, брат Хьюлетт?

– Да, это средство действует сразу же. Но недолго… а потом…

– Тогда вам следует перейти на касторовое масло и по больше передвигаться.

– Я не могу пить касторовое масло, брат Уиппл.

– Тогда просто ходите по палубе.

Измученные запорами миссионеры послушно принимали и рвотный корень, и ревень, и каломель, и даже касторовое масло, а также старались как можно больше гулять по кораблю. Всем им не хватало движений. После завтрака все те, кто мог передвигаться, умышленно опускались и поднимались по трапам или вышагивали по корме, снуя, как загнанные звери между загородкой для скота и мачтой "Фетиды". Иногда они ходили так часами, словно пытаясь пристыдить свой непокорный кишечник и каким-то образом заставить его работать. Но, увы, ничто им не помогало.

В дальней части жилых помещений располагалось одно-единственное отхожее место, невероятно зловонное, и даже если прикинуть, что каждый миссионер занимал его на пятнадцать минут (что в их состоянии было неудивительно) то получалось, что уборная была занята, в общей сложности, в течение пяти с половиной часов. Неудобства осложнялись ещё и тем, что некоторые особенно усердные миссионеры нередко принимали по удвоенной дозе ревеня, касторового масла, рвотного корня и каломели, причем одновременно, и уборная им требовалась гораздо чаще, чем раз в день.

Поэтому по инициативе брата Уиппла, с согласия капитана Джандерса и при посильной помощи Кеоки Канакоа в самой дальней части кормы была выстроена импровизированная дополнительная открытая уборная. В условный час все женщины спускались вниз в каюты, и тогда священники, один за другим, испытывали судьбу на открытом стульчаке, в отчаянии упираясь руками в деревянные доски, умело сколоченные великаном Кеоки, и выставив на удивление проплывающим китам свою голую задницу.