Книга Тайные дневники Шарлотты Бронте - Сири Джеймс

Нортенгерленд был центральным героем в творчестве Бренуэлла — смесью Бонапарта, сатаны и типичного персонажа Байрона, — с которым брат отождествлял себя и именем которого подписал большинство опубликованных стихотворений.

— Согласна с тобой. С точки зрения Бренуэлла, было бы намного почетнее покорить хозяйку дома с первого взгляда и самому уложить ее в постель.

— По его словам, миссис Робинсон набросилась на него всего через несколько месяцев после его появления в Торп-Грин-холле. Бренуэлл восхищался ею и часто расстраивался из-за того, что муж обращался с ней грубо. Ты же знаешь, брат никогда не умел вести себя сдержанно.

— Знаю.

— Когда он необдуманно и поспешно излил свои чувства, к его изумлению, миссис Робинсон ответила тем же. К концу первого лета она уговорила его на… на… на крайности. Они тайно встречались в доме или ждали отъезда мистера Робинсона. Бренуэлл уверяет, что они любят друг друга всем сердцем. Судя по всему, она стала для него смыслом жизни.

— Какой кошмар! Однако это объясняет его странное и раздражительное поведение в последние несколько лет. Казалось, он терпеть не может проводить каникулы дома, и когда он все же приезжал, его настроение в одно мгновение менялось от прекрасного до наичернейшего, чего я никак не могла понять. Порой я улавливала в его глазах вину, но он все отрицал.

— Я думала так же.

— Он забылся тяжелым сном, — раздался голос Эмили. Она вошла в комнату и упала в кресло рядом с нами. — Если повезет, до утра будет тихо.

— Анна, как и когда ты узнала об их романе? — спросила я.

— В прошлом месяце я прогуливалась в роще за Торп-Грин и встретила Бренуэлла. Он сидел поддеревом и что-то писал в блокноте. Я полюбопытствовала, что именно он пишет, и он покраснел. Я не собиралась давить на него, но он сунул мне блокнот и велел прочесть. Там было множество стихотворений его собственного сочинения, в основном страстной любовной лирики, посвященной миссис Робинсон. Я была поражена и испугана, но Бренуэлл только засмеялся и сказал: «Не будь ханжой». Затем он открыл мне правду. Мне хотелось умереть от стыда, и я приняла решение немедленно покинуть этот дом.

— Прекрасно тебя понимаю, — заметила я. — На твоем месте я поступила бы так же.

— Ах, Шарлотта! В твоем голосе слышен упрек. Я и сама порой виню себя за то, что случилось.

— Что ты имеешь в виду?

Анна помедлила. За последние пару минут она произнесла больше слов и выразила больше чувств, чем в любой нашей беседе за последние пять лет. Я опасалась, что сестра вновь замкнется в раковине молчания, но опасалась напрасно.

— Я давно была несчастлива в Торп-Грин-холле, но не только из-за своего недовольства уделом гувернантки. Я наблюдала множество других неприятных и неожиданных проявлений человеческой натуры, которые… которые весьма тревожили меня. Зная, по крайней мере, подозревая… я не должна была рекомендовать Бренуэлла на должность в этом доме.

Эмили выпрямилась в кресле и уставилась на сестру.

— Каких проявлений, Анна? О чем речь?

Та отвернулась, ее щеки порозовели.

— Мне противно это обсуждать, но поскольку вам обеим уже почти все известно… — Она перевела дыхание и продолжила: — Я видела, как миссис Робинсон открыто флиртует с другими джентльменами, гостями и посетителями дома. Полагаю, она была излишне дружелюбна со многими из них. Однако так вела себя не только хозяйка. За годы после приезда Бренуэлла я наблюдала множество примеров низменной распущенности женатых людей, пока их супруги находились в доме или угодьях, порой даже в соседних комнатах. Мне было больно и отвратительно от столь аморального поведения, но я была не в силах его прекратить, ведь я не могла огласить свои наблюдения. Несомненно, меня тотчас бы уволили. Я краснела от стыда, когда думала, что безмолвие делает меня невольной сообщницей чужой неосторожности. И еще более стыдилась, вспоминая, как год назад один из гостей, изрядно выпив, попытался быть излишне фамильярным со мной.

— Ах, Анна! — воскликнула Эмили. — И как ты отреагировала?

— Прогнала его прочь. Он никогда не возвращался к этой теме; наверное, был слишком пьян, чтобы запомнить тот случай.

— Анна, мне так жаль.

Слезы обожгли мои глаза. Я взяла сестру за руки и внезапно поняла, что мой собственный опыт работы гувернанткой, который раньше я полагала гнетущим, был весьма безмятежным и невинным по сравнению с пережитым Анной.

— Я понятия не имела, что выпало на твою долю. Если бы только ты сказала мне, я бы настояла на твоем увольнении из Торп-Грин много лет назад.

— Именно поэтому я молчала. Зачем причинять тебе бессмысленную боль? Как я могла быть уверена, что на новом месте обстановка будет иной? — Анна глубоко вздохнула. — Как унизительно сознавать, что все это время миссис Робинсон была близка с Бренуэллом, а я ничего не подозревала! Должно быть, ее тщеславию льстило, что в сорок три года она сумела соблазнить привлекательного юношу на семнадцать лет младше, особенно если учесть, что в доме три красавицы дочери.

— Интересно, как им удалось так долго скрывать правду? — удивилась я.

— По-видимому, камеристка миссис Робинсон и семейный врач были в сговоре с ней, — предположила Эмили.

— На самом деле, — промолвила Анна, — миссис Робинсон умеет лицемерить. На глазах у мужа она всегда вела себя пристойно, а за его спиной беспрерывно жаловалась, что он стар, болен и не может… удовлетворять ее потребности.

— Как по-твоему, это правда? — поинтересовалась я.

— Не знаю. Он сильно сдал только в последнее время, и он не так уж стар, мистер и миссис Робинсон ровесники. Он суров и упрям, но, несмотря на все недостатки, намного более хороший и порядочный человек, чем его супруга.

— Как он выяснил, что жена ему неверна?

— Мы сами только вчера об этом узнали, — сообщила Эмили, — когда Бренуэлл получил письмо от врача Робинсонов, с которым подружился. Ведь Бренуэлл совершил еще одну невероятную глупость, будто его предыдущие действия были недостаточно порочны. Не в силах расстаться с этой женщиной даже на несколько недель, он втайне последовал за ними в Скарборо.

— Не может быть!

— Робинсоны взяли с собой садовника в помощь груму с лошадьми и багажом, — продолжила Эмили. — Садовник застал Бренуэлла и миссис Робинсон на утесе в лодочном сарае под ее апартаментами. Очевидно, он более предан хозяину, чем хозяйке, поскольку, вернувшись домой, обо всем доложил мистеру Робинсону.

— В результате тот написал Бренуэллу, — подхватила Анна, — угрожая его пристрелить, если он осмелится еще раз появиться в Торп-Грин-холле. Бренуэлл совершенно раздавлен. С четверга он только и делает, что пьет, бушует и носится по дому в лихорадочном отчаянии. Ни минуты покоя, разве что когда он в таверне или забывается тяжким сном.

— Брату плохо: в жизни не слышала столь бессвязных речей, — заметила Эмили. — Так души страдают в аду.