Книга Брестский квартет - Владимир Порутчиков

— …Товарищ, мы едем далеко, подальше от милой земли!..

Простые слова старинной песни вдруг придали всем сил. Пленные вдруг снова почувствовали себя военными моряками и еще минуту назад в потухших глазах снова горел огонь жизни. Они шли, раскачиваясь в такт словам, и в слаженном хоре все более крепнувших голосов тонули злобные окрики конвойных.

Люди на тротуарах стали останавливаться. Вначале их было немного, но затем становилось все больше и больше. Безмолвные, бледные как тени, над которыми мешался пар от сотен дыханий, они стояли и смотрели на проходящую мимо колонну.

Был тих, неподвижен в тот миг океан,

Как зеркало воды блестели.

Явилось начальство, пришел капитан…

Весь отдавшись песне, Костя поначалу смотрел прямо перед собой в затылок впереди идущего, но потом стал посматривать по сторонам, в лица столпившихся на тротуарах горожан. У многих в глазах блестели слезы.

— И вечную память пропели… — выводили матросы последние строчки, и эти бесхитростные слова вдруг наполнялись сокрытым доселе смыслом.

Напрасно старушка ждет сына домой,

Ей скажут — она зарыдает.

А волны бегут от винта за кормой,

И след их вдали пропадает…

Пивоваров вдруг резко наклонился и, вырвав из мостовой стоявший боком булыжник, швырнул его в одного из охранников. Все произошло так стремительно, что тот даже не успел среагировать. Камень попал немцу в каску, и тот, охнув, покачнулся и осел на одно колено. Конвоиры тут же выволокли Пивоварова из строя и стали избивать ногами и палками.

— Смерть немецким оккупантам! Товарищи, верьте: победа будет за нами!.. Бейте их, гадов! — из последних сил закричал старшина, оборотив искаженное мукой лицо к столпившимся на тротуарах киевлянам.

Заплакали, заголосили женщины. Под градом ударов Пивоваров больше не издал ни звука. Из черного клокочущего рта его пошла кровавая пена…

Но, последовав примеру старшины, многие матросы стали рвать камни из мостовой. Растерянные конвоиры только успевали уворачиваться от увесистых, тяжко падающих на дорогу булыжников.

— На получи, х-аад! — зло выдохнули за спиной Соловца.

В воздухе что-то мелькнуло, и вслед за этим раздался неприятный «чавкнувший» звук, как если бы с размаху ударили об прилавок куском сырого мяса — ближайший к Косте конвоир выпустил из рук винтовку и схватился за лицо. Из-под рукавиц его хлынула кровь.

— Бежим, полундра! Ведь все одно — смерть! — крикнул тот же голос, и из колонны вдруг выпрыгнул и бросился к ближайшему проулку один из моряков.

«Все одно — смерть».

Словно какая-то сила подтолкнула Соловца в спину, и он рванул следом, чуть не налетев на раненного камнем немца. Тот уже отнял от лица руки и, хлюпая разбитым носом, поднимал с земли винтовку. Алые капли падали на мостовую. Окровавленное лицо его было страшно.

— Хальт! Хальт! — уже грозно кричали сзади. — Цурюк!

Хлопнул, ударил раскатистым эхом по стенам домов винтовочный выстрел. Бегущий впереди моряк вплеснул руками и распластался на брусчатке, прямо у ног завизжавшей от ужаса женщины. Люди на тротуарах бросились врассыпную.

«До проулка не добежать: убьют раньше. Да и сил не хватит…» Костя затравленно обернулся. Серая фигура с ружьем на перевес стремительно настигала его.

— Хальт!

«Что делать? Неужели, нет выхода?..» Взгляд морячка вдруг уперся в развалины какого-то дома, своим провалом нарушавшего гармонию улицы. А грохот сапог за спиной все ближе. Кажется, он заполнял собой все сознание.

Не думая больше ни о чем, Костя из последних сил устремился к развалинам. Все дальнейшее виделось ему, как в тумане. Перед ним расступались какие-то тени, мелькали испуганные лица, чьи-то полные ужаса и сострадания глаза. Морозный воздух рвал на части легкие, болью перехватывало в боку, и в голове словно отстукивал метроном: тук, тук, тук… А может, то стучали по брусчатке тяжелые сапоги конвойного? Все ближе, ближе…

— Хальт!

Соловец не видел, как немец внезапно остановился и вскинул ружье, как прижался к ложу щекой и тщательно прицелился в его тощую, едва прикрытую драной тельняшкой спину, метя аккурат между выпирающих лопаток. Но в тот момент, когда окоченевший палец уже жал на спусковой крючок, кто-то вдруг сильно толкнул конвоира в бок. Грохнул выстрел, и пуля, весело чирикнув, поразила полуразрушенную стену чуть правее цели.

Взбешенный немец рванулся было схватить помешавшего ему наглеца, но хватанул только лишь воздух, успев, однако, заметить чью-то обтянутую черным драпом спину и черную же мелькнувшую в быстро редеющей толпе кепку. Но пока он соображал, что ему делать, кого ловить, владельца черной кепки уже след простыл, а пленный тем временем скрылся за обломком стены. Конвоир выругался и бросился к развалинам.

Когда он, чертыхаясь и проклиная свою солдатскую долю, перебрался наконец через гору битого кирпича и щебня, то, к своему удивлению, никого внутри каменной, с разрушенной начинкой, коробки не обнаружил. Беглец словно провалился сквозь землю. Впереди, под сотами полуразрушенных квартир, солдат вдруг заметил дверной проем и с тайной надеждой бросился к нему, но там оказался завал. Растерянно потоптавшись среди битого кирпича, немец вернулся назад к колонне.

На улице никого из гражданских уже не было. Конвоиры палками и прикладами винтовок наводили порядок среди пленных. Человек шесть моряков неподвижно лежали на развороченной мостовой. К ним подходил замыкающий колонну офицер и добивал из пистолета выстрелом в голову…

4

Когда сзади громыхнуло, Костя понял, что немец промахнулся. Судьба дарила морячку еще одно мгновение жизни. В отчаянном прыжке он перелетел через какую-то балку и приземлился на битые, припорошенные снегом кирпичи. В запарке бега Соловец не почувствовал боли, лишь в голове что-то хрустнуло и огненные мушки крутанулись перед глазами. Впереди чернел дверной проем, и Костя бросился туда, стараясь не наступать на куски арматуры и кирпича в кровь разбитыми ногами. Но далеко, чертовски далеко, а сил уже совсем не осталось… Вот-вот появится за спиной конвоир и теперь он уже точно не промахнется. Но Костя упрямо ковылял к проему… и ждал, ждал выстрела в спину. Как когда-то, сто лет назад, в первый день войны в приграничном городе Бресте. «Что-то вы многовато стали бегать, товарищ Соловец!» — сказал бы, печально усмехнувшись, капитан Бульбонос. «Прощайте, славный кавторанга! Прощай, старшина Пивоваров, прощайте мои брестские товарищи!..»

Сзади уже было слышно, как под тяжелыми сапогами конвойного осыпаются кирпичи. Ну вот и все, братишка…

— Дяденька матрос, дяденька матрос!

Костя не сразу понял, что его зовут.

— Скорее сюда, дяденька матрос!.. — Из-за массивной двери, лежащей на его пути, высовывалась чумазая мальчишеская физиономия. — Сюда, дяденька, сюда. Тут лаз есть. Только быстрее!..