Книга Дикое поле - Александр Прозоров

— Юленька, ты как? Юленька, любая моя…

— А-а… — попыталась она ответить, но за прошедшие дни рот пересох так же, как окружающая степь.

Варлам засуетился, поднес к губам горлышко бурдюка. Она ощутила во рту непривычную влагу, закашлялась, выплюнула песок. Потом снова сполоснула язык и выплюнула, и только после этого смогла пить.

— Как ты, ненаглядная моя?

— Спасибо, чертовски погано… — Она опять закашлялась. — Руки развяжи…

— Да порезал я уже путы все твои.

— Да? — Она снова дернула руками, но не обнаружила никаких ответных ощущений. — Встать помоги.

Варлам положил ее руку себе на плечо, выпрямился во весь рост. Она повисла на нем, пытаясь поставить ноги на ширину плеч, и ощутила, как конечности очень медленно наливаются словно расплавленным свинцом. Опустила глаза вниз — ноги на месте. Посмотрела на свою руку, что лежала на плече Варлама, потом на другую, свисающую вниз. Пошевелила пальцами — двигаются.

— Кажется, цела…

— Конечно, цела, боярыня! — подъехал и загарцевал рядом Сергей Храмцов. — Кто же такую красоту попортить решится?! Побили, вижу, изрядно, но увечить не стали. Думали, до Крыма заживет, а там этакую красавицу за хороший барыш сбыть удастся. Они же не дураки — сами себя золота лишать!

— Слушай, ты, уродец, — прохрипела Юля. — Где твои разъезды хваленые, почему не упредил никто?

— Так, боярыня, — покорно снес оскорбление витязь, — не знал же никто, что вы тут усадьбу ужо поставили. Вот вестника и не присылали. В Малаховку по первую очередь помчались, в Рыжницу. Там мы про набег и услышали. А Кочегури и Снегиревку упредить и вовсе не успели… В общем, в усадьбу примчались. А как поняли все, в погоню пошли.

— С тобой все в порядке, Юленька?

— Хочешь знать, трахнули меня с прочими бабами или нет? Не трахнули. И без того досталось…

— Юленька, любая моя…

Женщина оттолкнула его в сторону, самостоятельно сделала несколько неуверенных шагов, подняла и опустила руки. Огляделась. По седой, бестравной степи в беспорядке стояло около сотни повозок, плотно забитых грузом. Топтались неподалеку три верблюда, валялись несколько изрубленных тел. Пленники — ее бабы, Николай, пара незнакомых парней и пяток девок, поправляя разорванную одежду, устало сидели на земле. Их недавние хозяева: два десятка татарок, старух и молодых женщин, и столько же примерно мужчин и стариков — сбились в стадо, вокруг которого выписывали верхом круги несколько русских воинов. Юля выбрала взглядом татарку повыше ростом, в парчовых шароварах, ткнула пальцем:

— Варлам, сними с нее штаны.

Муж, не задавая вопросов, направился к пленнице:

— Раздевайся!

Та послушно обнажилась, закрывая ладонями срамные места, отдала одежду.

— Воды дай, — потребовала Юля. — И отвернитесь вы, охальники.

Она скинула штаны, кружевные трусики — последняя память о двадцатом веке, — торопливо подмылась и переоделась. Чужая одежда вызывала в ней меньше омерзения, чем своя, в которую пришлось испражняться несколько раз подряд. На душе стало немного легче. Руки и ноги, вроде бы, слушались. Тело хоть и ныло, но не отказывало. Жрать, правда, хотелось до безумия. Но теперь, когда она снова оказалась среди своих, голод несколько притупился.

— Лук мой никто не видел?

Один из воинов, описывающих круги вокруг пленников, отделился от остальных, снял колчан и налуч с холки коня и протянул женщине:

— Прими, боярыня. Твой черный лук ни с одним не перепутаешь. Тугой, однако! Я едва наполовину натянул.

Витязь вернулся в круг, а Юля извлекла свое оружие и придирчиво рассмотрела.

— Не волнуйся, боярыня, не повредили, — опять подал голос Храмцов. — Хороший лук, как три молодые полонянки, стоит. Берегли, наверняка, как зеницу ока.

— Ремень мой с ножом где?

— А этого добра бесхозного ноне здесь сколько хочешь, — усмехнулся витязь. — Любой выбирай, никто слова поперек не скажет.

— Мне татарского не надо, — брезгливо поморщилась Юля, не желая мародерничать среди трупов.

— Так откуда у них татарское? — усмехнулся местный боярин. — У них все ворованное, своего ничего нет. Бери любой, не бойся.

К жене Варлама подскакали почти одновременно Анатолий и Николай Батовы, протянули ножи. Один — длинный остроконечный кинжал в костяных ножнах, второй — слегка изогнутый турецкий нож в шитой золотом кожаной оправе. Юля секунду поколебалась, а потом, не желая никого обидеть, забрала оба.

— Ты же говорил, осенью татары не приходят, Сергей Михайлович? — несколько успокаиваясь, спросила боярыня. — Так откуда эти козлы вонючие приперлись?

— То не османы, — покачал головой витязь. — Крымчане только летом приходят, и без обозов. Это с Астраханского ханства изменники бегут, власти государевой признавать не желая. Ничейные разбойники. Одного не понимаю. В Кочегури они пять баб поймали и двух смердов. В Снегиревке еще четырех, одного мужика и троих детей. Куда снегиревский полон делся?

— Там еще орда была! — услышала его слова одна из женщин. — Они вчера в сторону Донца от этих отвернули.

— А-а, вот оно как… — натянул поводья воин. — Цыганской тропой пошли. Ну что, бояре, нагонять надо?!

— Разве угонишь? — покачал головой Григорий. — Они нас ужо, почитай, на два дня обгоняют. Да еще завтра вперед уйдут…

— Да куда эти кочевники-обозники от нас денутся? — презрительно сплюнул в сторону татар Храмцов — Они же с отарами ползут, с кибитками, с полоном. Как ни гони, а больше десятка верст за день не пройдешь. А у нас с собой только кони заводные! Впятеро быстрее помчимся.

Григорий Батов оглядел разгромленное кочевье и понимающе кивнул.

— Эй, Степан! — окликнул своего смерда Храмцов. — Пройдитесь по кибиткам, крупу и зерно ищите. Заводным коням торбы и мешки засыпьте. Сейчас дальше пойдем.

— Сергей Михайлович, а как же это… — указал на стоящие тут и там телеги, на приходящих в себя после пережитого кошмара смердов.

— Пару конников оставьте на всякий случай, — пожал плечами боярин, — чтобы назад до усадьбы проводить. Пусть кибитки в обоз соберут неспешно, да завтра поутру и двигают.

— Ага, — кивнул Григорий и повернулся к младшему брату: — Давай, Коля. Бери себе Илью, и уводите их к усадьбе.

— А почему я?! — обиделся тот. — Вон, пусть жинка варламовская их домой провожает. Все одно истая амазонка.

— Ты на бабу дела мужского не вали! — моментально парировала Юля. — Ты боярин, вот смердов своих и охраняй. А я подле мужа посижу.

— Не выйдет, — негромко вздохнул Варлам. — Двоим с таким полоном не совладать.

— Это точно, — согласился Храмцов и обнажил саблю. — Не совладать.