Книга Разная доля нас ожидает - Александра Черчень

— Н-н-не понимаю, — судорожно покачала головой я.

— А хочешь вспомнить? — вкрадчиво спросил он. — Ты ведь чувствуешь, что что-то не то, верно? И не помнишь, что было в ночь после испытания.

— Отпусти, — тихо попросила я. — И… нет, и я не хочу вспоминать.

Не хочу. Правда не хочу. Я сейчас предаю. Его предаю, мою рыжую осень. Тем, что даже не вспоминала о нем последние минуты, тем, что сейчас дрожу от чувств к другому мужчине, тем… что хочу закрыть глаза и отдаться на волю мороза и хвои.

Так нельзя, неправильно.

— Как же с тобой сложно, сокровище мое! — рыкнул Водник и, стремительно развернув меня к себе, коротко и властно поцеловал. Так, что я вскинула руки, обнимая его, так, что губы заныли, так, что внизу живота стало горячо. Так… правильно. — Не отпущу, — шепнул Лирвейн, снова целуя меня, перехватывая мою руку, которую уже почему-то не сковывала сеть, и переплетая наши пальцы. Сжимая крепко, почти до боли, как будто боялся потерять. — Глупая, неужели ты думаешь, что, пока горишь мной, пока дрожишь в моих руках и тело твое говорит «да», я послушаюсь? И да, моя принцесса, ты уже даже не связана. А ведь после испытания ты сильнее, госпожа, более того, ты можешь мне приказывать. Но не делаешь этого!

— Отпусти меня! — бесстрастно сказала я, но… он положил руки мне на грудь и сжал, отчего я затрепетала в его руках, а с моих губ сорвался длинный стон.

— Неубедительно. — Последовал смешок, и мочку уха сначала нежно поцеловали, потом пустили в ход язык, отчего у меня вообще звезды под закрытыми веками зажглись. — Что же ты такая чувствительная, милая? Слишком чувствительная для женщины, которая провела ночь с любимым мужчиной. Или ты так и не получила удовлетворения? Ой, какая же досада… Исправим?

— Не смей!

— Да ты что? — Снова низкий смех, и снова поцелуй. Ладонь, занесенную для удара, перехватили, быстро перецеловали каждый пальчик, потом Лир взял в плен вторую руку, соединил обе над головой… и спустя миг мои запястья словно окоченели, я не могла даже пошевелить ими. Он заставил завести руки ему за голову и шепнул: — Сцепи пальцы.

Я уже открыла было рот, чтобы рассмеяться, но похолодела, ощутив, как руки зарываются в шелковистые волосы и послушно переплетаются в замок.

— Алька-зайка, а вот теперь поиграем. Ты уже поняла, что сейчас целиком в моей власти?

— Да… — выдохнула я. — Но почему, как?!

— Избранница, — совсем невесело хмыкнул орвир. — Видишь ли, мой народ имеет такое свойство… если чувства взаимные, мужчина может иногда влиять на свою женщину. Подчинять ее.

Слов у меня не нашлось!

— Козел последний! — Нет, я погорячилась, слова все-таки отыскались.

Но тут… у меня будто свет в глазах померк, и снова возникла картинка моей спальни в резиденции. Я и этот мужчина. Он ласково обнимает меня, я доверчиво прижимаюсь и чувствую себя очень счастливой от того, что он рядом. От того, что он такой. От того, что сейчас между нами… Что все страхи и сомнения остались где-то в другой жизни, скрытой туманом забвения.

И его слова…

«Я орвир. Орки — однолюбы. Мы не сразу влюбляемся, но если это случилось… Это чувство — высший дар и проклятие. Потому что, если что-то идет не так, — мужчина сходит с ума».

— Ты понял давно… И не воспользовался.

— Я верил, что успею, — спокойно ответил Лирвейн. — Но первым успел мой заклятый друг.

— И не смущает, что я уже принадлежу ему? И хочу, чтобы все так и осталось.

— Ты сама не знаешь, чего хочешь, — жестко ответил Лир. — Иначе сейчас просто разнесла бы тут все. А так, родная, ты желаешь меня. Ты хочешь быть рядом, но злишься, боишься и неизвестно что еще. Потому… я пользуюсь своей властью. Как и ты своей, когда держала меня на расстоянии. Но сейчас, зайка, есть еще одна проблема. Стихии. А ты нервная и как струна дрожишь. Ты не сможешь играть и выигрывать на той арене, куда вышла, если не будешь спокойна. Поэтому сейчас… сейчас можешь кричать, вырываться, но в таком случае я не буду сдерживаться и просто возьму тебя. — Он с очевидным удовольствием провел рукой сначала по лицу, а потом сразу распахнул ворот платья, лаская грудь под тонкой сорочкой. — Или ты позволяешь сделать то, что нужно. И тогда не произойдет главного.

— Я вернусь к…

Он склонился, закрыв мне рот поцелуем и, как только оторвался, яростно прошипел:

— Ты не поняла? Я хочу сегодня быть с тобой, и мне не важно, чем придется «прикрыть» это желание. И еще я знаю, что ты хочешь быть со мной. У тебя выбор только один, Александра. Все… или не все.

Ответить я не успела. Меня осторожно опрокинули на ковер, и Лирвейн, склонившись, скривил губы в горькой усмешке.

— Знаешь, как больно, — прошептал он, нежно поглаживая мои брови, касаясь скул, губ, — знать, чувствовать, что ты с другим. Знать, что можешь забыть. Понимать, что можно приказать, и ты будешь со мной и моей. Будешь… но надолго ли? Любовь — такая хрупкая вещь, моя девочка. Твоя любовь. Это я привязан узами крепче стального троса — не порвешь, не вырвешься, не убежишь. А вот ты… счастье, что хоть что-то есть.

— Тогда зачем ты сейчас… так?! — с горечью спросила я. — Понимаешь мои чувства к нему? Как я себя буду чувствовать!

— Эгоист, — тихо выдохнул он. — Я боюсь, что та ночь так и останется первой и последней. А мне хочется хоть немного для себя. Хочется такого разного, горько-сладкого, но счастья. Того, что сведет меня с ума гораздо быстрее. — Он внезапно рассмеялся и, приподнявшись на локтях, лег рядом, а потом добавил: — Ты сможешь уйти отсюда только через полчаса. Но сопротивляться тоже пока не сможешь.

— Цензурных слов нет, — как-то очень спокойно произнесла я.

Он повернулся на бок, провел рукой по моему телу, очерчивая грудь, задевая сосок, отчего я сжала зубы, чтобы сдержать выдох, но…

— Я хочу видеть твою настоящую реакцию, — так же спокойно сказал Лирвейн и дернул за шнуровку, распуская завязки сорочки, сдергивая ее ниже, полностью открывая одну грудь. Склонился, накрыв ртом розовый сосок, обвел его языком и легонько прикусил. По телу прокатилась дрожь, а рука сама взметнулась вверх, запутываясь пальцами в белоснежной гриве, прижимая его еще ближе.

Тихий смех, и, оторвавшись, он продолжил:

— Моя девочка.

— Я не твоя.

— Ты уже была моей, хоть и не физически, — спокойно возразил светловолосый. — Стала бы в ту ночь и женщиной, будь я менее щепетильным. Видишь ли, едва ли не впервые в жизни я решил поступить по совести, ведь между нами было столько плохого и непонятого, что брать тебя там, одурманенную силой и зельем, показалось мне неправильным. — Нежный поцелуй в губы, и он снова лег рядом. — Я бы хотел как-то все исправить. Ведь было у нас и иное. Были моменты, когда все было хорошо. Когда мне не приходилось разрываться, прятаться под масками, сбегать от тебя, потому что я понимал: еще немного — и тебя не спасет ничего.