Книга Быть драконом - Андрей Стерхов

И это понятно.

Мы не были чьими-то невысказанными мыслями, не были отражениями событий низшего плана бытия на верхний и духами, которые гуляют сами по себе, мы тоже не были. Дракон и ведьма не являются фантомами. Дракон и ведьма — существа из плоти и крови. Таким не место в Запредельном.

Когда отторжение началось, окружающий нас нестерпимо (глазам было больно даже в защитных очках) яркий свет начал терять свою однородность, трещать по швам и рваться. Но эти светящиеся лохмотья ещё не были конечным продуктом распада. Секундой позже (если можно говорить о секундах применительно к тому, что существует вне времени) лоскуты света стали превращаться в комки. Это походило на то, как сворачивается при кипячении подкисшее молоко. А потом каждый их этих световых катышков завертелся вокруг своей оси, стремясь принять форму миниатюрного веретена. Общее же их круговое движение образовало смерч, в центре которого находились мы с Альбиной.

Дальше — больше.

Дуалистические веретёна фотонных сгустков с каждым мигом ускоряли своё вращение. Тонкие световые нити-лучи, которые от них отматывались, стали сплетаться между собой в единую, делавшуюся всё более и более плотной, ткань. Наконец, наступил тот момент, когда сияющее полотно обрело объем и фактуру, а затем, сильно потускнев, стало пространством. А ещё через один взмах ресниц пространство вздрогнуло, запульсировало и породило время. На том, собственно, всё и закончилось.

Мы вернулись в Пределы.

Ощущение, которое я при этом испытал, передать невозможно, поймёт только тот, кто пережил клиническую смерть. Выразить это словами невозможно — мысль не участвует в таких ощущениях.

— Доигралась? — спросил я, когда вновь смог дышать и видеть.

— Сам виноват, — огрызнулась ведьма. — Как огулять бабу, так это мы пожалуйста. Как расплатиться, так извините. Так выходит?

— Скажи ещё, что я тебя изнасиловал.

— Скажу. Изнасиловал. Изнасиловал-изнасиловал-изнасиловал! Поимел с особым цинизмом.

— Это ещё вопрос — кто кого поимел.

Она задохнулась от возмущения.

— Да ты… Да я…

И зашарила слезящимися, нахватавшимися «зайчиков», глазами в поисках чего-нибудь такого, что можно метнуть. Но ничего такого не нашла. Пошла на меня с голыми руками.

— Угомонись, женщина, — осадил я её, но на всякий случай отошёл на два-три шага назад. — Подумай лучше о том, как отсюда выбираться будем.

Не даром я об этом спросил. Место, в котором мы оказались, было ещё тем. Глушь. Глухомань. Медвежий угол. Небольшая, поросшая папоротником-орляком, поляна посреди тайги. Посреди самой настоящей тайги.

— А где это мы? — прониклась моей озабоченностью ведьма, остановилась и задрала голову.

Я тоже посмотрел наверх и, глядя на жёлтый круг луны, сделал «мудрый» вывод:

— Судя по тому, что ночь на дворе, где-то далеко на востоке. На дальнем востоке. На очень дальнем.

Присмиревшая ведьма поёжилась от холода и сказала:

— Надо выбираться.

— Надо. Вот только как?

— Каком к верху. Цепь соорудим и тем же макаром — через Запредельное.

— «Возьмёмся за руки, друзья» не пройдёт, — опустил я её с небес на землю. — Я пустой. Да и у тебя, я думаю, Силы…

— Всю на тебя, гада, истратила, — подтвердила она со вздохом и вновь поёжилась. Из одежды на ней была только юбка.

Я швырнул ей пиджак и, пока она его натягивала, сообщил:

— У меня твой пантакль.

— Блин жаренный! — больше для порядка, чем по злобе, выругалась ведьма. — А я-то думаю, как это оно так всё перекосило. А оно вон оно как.

— Он нам не поможет?

— Гони сюда, распечатаю.

Я вернул артефакт. Она подержала его на ладони не больше секунды, а потом зашвырнула в кусты. И при этом ничего не сказала. А что тут говорить? Всё было понятно и без слов — пантакль разрядился при ударе.

— Пойдём пешком, — предложил я.

— Пешком? — переспросила ведьма.

— Пешком.

— С ума сошёл?

— А что — ты прихватила метлу или ступу?

— Пешком не пойду.

— Коней беспредела запрячь?

— Не пойду.

— Грибы, орехи собирать умеешь? От крокодила убежать в лесу сумеешь? — вспомнил я песню бойкой девчонки по имени Красная Шапочка.

Альбина закусила удила:

— Не пойду и всё.

— Каждый в своём праве. Оставайся. Может, восстановишь Силу через энное количество дней. Если, конечно, комары тебя к тому времени не сожрут.

О комарах я не зря обмолвился. Кровососы, вернее их самки, уже барражировали над Альбиной тёмным беспокойным облаком. Над ней да. Надо мной — нет. Надо мной никогда не летают. Что естественно: комары, как и все прочие кровососы, жутко боятся чёрной крови, делают фу и облетают стороной. А те, кто спьяну или сдуру всё же вгрызаются, сразу дохнут: кровь дракона действует на них как ДДТ. Как здравствуй и прощай. Как недопитый чай.

Пока Альбина сооружала спасительное опахало из стеблей кровохлёбки (есть такая трава, корни хороши при резях), я осмотрелся.

Оказалось, что нам здорово повезло. Просто несказанно. Будто четыре шара из шести в спортлото угадали.

То, что ночь стояла лунная при чистом небе, это уже само по себе было здорово. Но это ещё не самое главное. Главное заключалось в том, что поляна, на которую мы так неловко вывалились, являлась своеобразным перекрёстом: с запада на восток проходила через неё тропа (хоть и сильно заросшая, но всё же приметная), а с юга на север тянулась широкая просека линии электропередачи. Так что выбор предлагался неслабый. Имелась возможность топать на все четыре стороны. Выбирай, не хочу. Туда можно, сюда можно, а потом развернуться на девяносто градусов и ещё раз: сюда вдоль столбов или вдоль них же — туда. Я выбрал тропу. По той причине, что жутко не люблю гуденье проводов. Оно меня раздражает.

Определившись со стезёй, я стянул носки, запихнул их поглубже в задний карман своих тёртых «ливайсов» и двинул на восток. Не знаю, почему именно на восток. Потому что. На восток и всё. Двадцать седьмое правило дракона гласит: «Не знаешь, что делать, делай хоть что-то». Переиначив, можно сказать: «Не знаешь, куда идти, иди хоть куда-нибудь».

И я пошёл.

Ведьма чертыхнулась, плюнула, но увязалась следом. И сразу стала охать — то на камень босой пяткой ступит, то об корень, переползающий змеёй через тропу, споткнётся, то от хлёсткой ветки не успеет увернуться. Рейнджер из Альбины был никакой. Разнеженная городская фифа. Принцесса на бобах.

— Холодно? — спросил я через какое-то время. Спросил, не оборачиваясь, но с нотами лживой заботы в голосе.