Книга Страж могил - Михаил Кликин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда парень вернулся. Глухой ночью прокрался он в родную деревню, ставшую прибежищем для бандитов. В каждой руке он нес по большой закрытой корзине, а за плечами у него был тяжелый, сплетенный из лыка короб. Тихо пробирался он меж домов, открывал свои корзины, голыми руками доставал огромных гадюк, что-то нашептывал им, насвистывал. И запускал ядовитых гадов под двери и в приоткрытые окна. А когда корзины опустели, он снял со спины короб и вынул из него пять бутылей с горючей жидкостью…
Пожар занялся перед самым рассветом, когда густой туман накрыл все болото, скрыв тропы, переходы и переправы. Застигнутые врасплох бандиты спрыгивали с кроватей, босыми ногами наступали прямо на змей. Орущие разбойники выбегали из пылающих домов на улицу, но гадюки были и там – они висели на карнизах домов, прятались в настилах тротуаров, извивались в грязи, плавали в промоинах. Все кругом полыхало – дома, мосты, ивовые кусты, тростник, мох. Даже вода, казалось, горела. И туман светился розовым, словно был подкрашен кровью…
Никто из бандитов не ушел с болота живым – некоторые утонули в ямах, другие увязли в трясине, третьи скончались от змеиных укусов, четвертые сгорели… Много тел поглотило болото, переварило их, выпустив души убийц и их невинных жертв.
Вот с той самой поры и закрепилась за Гадючьим болотом дурная слава. Все в округе знали, что в темное время колышутся над топью размытые светящиеся тени, похожие на человеческие фигуры. Многие, проходя мимо проклятого болота, не раз слышали доносящиеся с его стороны крики и стоны. Взрослые селяне, стращая детей, рассказывали жуткие истории о встречах со злобными призраками…
Давно заросли все тропы, ведущие к Гадючьему болоту. Без следа сгнила широкая гать, на которой когда-то могли разминуться две груженых телеги. Развалились плоты и лодки, исчезли все вешки и приметные знаки, показывающие опасные места. Ни следа не осталось от сгоревшей деревни.
Только гадюки, лягушки, тритоны да пиявки жили теперь на болоте.
И неупокоенные людские души.
Путь до болота был нелегок, идти приходилось через изрытые луга, поросшие невысоким можжевельником. Время от времени дорогу преграждали овраги, и преодолеть их было непросто – на крутых осыпающихся склонах рос колючий шиповник, а внизу обычно хлюпала вода, и ноги вязли в грязи.
Но Нелти не обращала внимания на трудности. Она их просто не видела…
– Ну как ты, Усь? Не устала еще?
Кошка сидела на плече, прижималась к шее хозяйки, мурлыкала ей что-то в самое ухо.
– Если заметишь что-нибудь подозрительное, дай знать.
Нелти разговаривала с кошкой больше, чем с кем бы то ни было из людей. Она была уверена, что Усь внимательно ее слушает, а порой ей даже казалось, что кошка понимает каждое произнесенное слово. Вот только ответить Усь не могла.
– Лишь молчание может содержать в себе все ответы, – повторила Нелти слова Стража. – Молчание – речь истинного мудреца.
Кошка не стала спорить с этим лестным для нее утверждением…
Вот уже несколько часов шагали они через холмистые луга прямо к Гадючьему болоту. Направление, в котором нужно идти, им указал крестьянин, которого они встретили на окраине села. На вопрос, как дойти до болота, он, помешкав, махнул рукой куда-то в сторону – Нелти почувствовала его движение.
– Ты руками не размахивай, я все равно тебя не вижу, – недовольно сказала она, и селянин смутился. – Так куда? Покажи еще раз.
Он не сразу сообразил, как можно показать направление слепой женщине. И она, понимая его затруднение, встала рядом, вытянула перед собой руку, спросила:
– Туда?
– Нет, – он неуверенно взял ее за кисть, потянул вправо. – Вот туда надо.
– Это прямой путь? – спросила Нелти.
– Да.
– Что там впереди? Есть какие-нибудь препятствия? Леса? Реки?
– Нет… Там луга до самого болота. Только овраги местами.
– Может быть проводишь меня?
– Нет! – Крестьянина испугало такое предложение. Он отступил на шаг, словно боялся, что слепая женщина сейчас цепко схватит его и уже не отпустит.
– Хотя бы немного, недалеко.
– Скоро вечер, – пятясь, сказал крестьянин. – Я лучше пойду домой…
Нелти не стала его задерживать. Теперь она знала направление, а этого было достаточно.
Впрочем, вскоре нашелся и попутчик.
Маленькая девчушка нагнала собирательницу уже в дороге, поздоровалась. Нелти кивнула ей, поинтересовалась:
– Куда это ты собралась?
– А у нас теленок здесь пасется, – жизнерадостно поделилась девчушка. – Я за ним иду.
– Неужели мама тебя одну за ним послала?
– А у нас нет мамы. Она умерла.
– А папа?
– А папа сейчас болеет, он ходить не может.
– И не страшно тебе одной идти к болоту?
– А я не к болоту иду. Мне к оврагу надо. А болото дальше. Я туда не хожу, туда нельзя…
Овраг оказался не так далеко, как хотелось бы Нелти. Они с девчушкой расстались, не успев познакомиться, но, тем не менее, обсудив множество занимательных вещей и подружившись. Они даже договорились встретиться, когда будет такая возможность.
– Знаешь, – сказала Нелти на прощание, – когда я была девочкой, я однажды пошла туда, куда ходить было нельзя. И едва не умерла.
– Ты, наверное, была совсем маленькая, – снисходительно сказала говорливая девчушка. – А я уже взрослая, я все понимаю.
– Мне тогда тоже так казалось, – вздохнула Нелти.
Огерт кричал, дергался, пытаясь вырвать ногу из объятий мертвяка. Остолбеневший Гиз немо разевал рот. Нелти визжала, закрыв руками лицо…
Это продолжалось всего несколько мгновений, но они завязли в этих мгновениях, словно мухи в густом меду.
А потом время стремительно ускорилось.
Нелти подавилась визгом и открыла лицо.
Гиз метнулся вперед, выкрикнул:
– Отпусти его! – прыгнул к мертвяку, ударил его ножом в руку, полоснул по натянутым сухожилиям, каким-то образом догадавшись, что именно их и надо перерезать, чтобы разжались черные пальцы, похожие на птичьи когти.
Огерт рванулся изо всех сил, нога его высвободилась, и он, потеряв равновесие, полетел на землю.
Мертвяк зарычал, перевернулся и встал на четвереньки…
Болото было уже близко. Нелти чувствовала его тяжелый ржавый запах, она ступала по мягким кочкам, поросшим осокой, она отчетливо слышала комариный звон и дружное кваканье лягушек, а в шуме ветре угадывала шорох тростника.