Книга Дорога на Тмутаракань - Олег Аксеничев

Если знать путь, край света рядом.

Небесная сфера висела над головой Миронега, до нее при желании можно было достать рукой. Она немного покачивалась. Капли воды, скатываясь вниз, сочно шлепались на край земли, из-под него раздавались утробные вздохи одного из трех китов, на которых держится мир.

Причудливое смешение освещения этого мира с тем светом, который проникал с внешнего края небесной сферы, окрасило капли, орошавшие землю, антиохийским багрянцем. Здесь, на границе миров, зрение не обманывало, а созидало. Видишь красное – значит, тому и бывать.

Миронегу не нравился алый восход.

Он подставил руку под капель. Неестественно густая вода неспешным ручейком протекла через ладонь к нарукавным завязкам рубахи. Миронег поднес ладонь к лицу, понюхал, затем, сморщившись, лизнул.

Граница не лжет. Ты видишь красную жидкость. Но кто утверждает, что это – вода?

Кровь, пока свежая, тоже красного цвета.

Так просыпался вещий Дажьбог. В кровавом венце.

Миронег повернул коня обратно в лагерь. Но конь заупрямился и встал, отказавшись двинуться с места. Миронег поднял плеть, чтобы привести к покорности животное, но замер, услышав тихий нежный голос:

– Не конь виноват, а я. Меня тоже накажешь плетью, хранильник?

На прочных ветвях одинокого ясеня – по дороге к краю земли его не было, но это ничего не значило, дорога-то… непростая – сидела, свесив вниз босые исцарапанные ноги, молодая девушка. Лица ее было не разобрать из-за густой копны рыжих волос, но девушка не стала держать Миронега в неведении насчет своей внешности. Откинув волосы назад, она открыла веснушчатое лицо с огромными зелеными глазами, небольшим носиком и пухлыми чувственными губами.

– Ты удивлен, – поинтересовалась девушка, – откуда я тебя знаю, хранильник?

– Не удивлен, – сказал Миронег миролюбиво. – Здравствуй, Хозяйка. В настоящем облике, признаться, ты нравишься мне больше.

Богиня Фрейя удивленно моргнула голубыми глазами и спрыгнула с ветки ясеня вниз, чудом не зацепившись ни за что густыми волосами.

– Как узнал?

– Увидел, – сказал Миронег, и не понять было, говорит он серьезно либо насмехается.

– Волшебное зрение? Так умеют все хранильники?

– Спроси остальных, – печально сказал Миронег, зная, как и богиня, что он остался последним.

– Невежливо, – оценила предложение Миронега Фрейя. – Скажи, человек, отчего я терплю твою грубость?

– Терпением расплачиваются. Скажи сама, богиня, что во мне настолько ценно для тебя? За что платишь смирением?

– За твою наглость. – Фрейя усмехнулась, не желая говорить об этом серьезно. – Всему есть срок, хранильник. Пришло время выбора.

– Из чего прикажешь выбирать?

– Из жизни и смерти. Людям не дано совместить это в единое целое, что лишний раз говорит о вашей ущербности. Боги никогда не создали вас такими, если бы были трезвы…

– Непонятно говоришь, богиня, расскажи подробнее.

– Непонятно? Что ж… Жить тем людям, с которыми ты пришел в степь, осталось недолго, сутки, быть может, двое. Тебе решать, сложишь ты свою голову вместе с остальными или останешься в живых.

– И как же решать? Сказать тебе, быть может, что хочу жить, – и все сбудется?!

– Скоморошество… Слушай, хранильник, это воля богов, и не тебе изменить ее. Дорога на юг закрыта. Посмеешь отправиться по ней – умрешь. Ввяжешься в сечу – умрешь. Вернешься на Русь – останешься жив и здоров. Слово богов – нерушимо.

– Я заметил, – кивнул головой Миронег.

– Что решил, хранильник? – усталым голосом спросила Фрейя.

– Решил, – сказал Миронег. – Пропусти, богиня! Мне пора возвращаться.

Фрейя стояла, пристально разглядывая хранильника. В ее глазах отражался край небесной сферы, продолжавший сочиться кровью, и белки глаз казались покрытыми ржавчиной.

– Дай дорогу, богиня, – попросил Миронег.

– Гордец, – заметила Фрейя разочарованно.

И исчезла.

Маленький человеческий череп, давний подарок богини, лежавший в седельной суме, зашевелился, забился, сильно стукнул коня по ребрам. Конь недовольно фыркнул, переступил ногами на месте и тронулся в обратный путь.

Дорога назад была прямой и ровной. Истинный путь должен быть именно таким, не иначе. От линии горизонта к лагерю Миронег не встретил никого, что лишний раз говорило о том, как мало на свете тех, кто идет истинными путями.

Поэтому он целым и невредимым вернулся к стороже, рассредоточившейся по степи и пристально вглядывающейся вдаль.

– Случилось что? – поинтересовался Миронег.

– Пустяки, – осклабился один из дружинников. – Небольшие неприятности. Мы окружены дикими половцами, а так – ничего особенного. И как только вы прошли через их заслоны?..

– Повезло, наверно, – пожал плечами Миронег.

– Или пропустили? – спросил себя дружинник, глядя в спину лекаря. – Живы останемся – разберемся…

* * *

– Без обоза мы бы прорвались, – говорил Буй-Тур Всеволод брату, князю новгород-северскому Игорю Святославичу. – А бросить его нельзя, там все приданое невесты.

– Обоз бросать нельзя, – соглашался князь Игорь. – Опозоримся на всю Степь. И Кончака подведем… Так прорываться будем, с обозом.

– По Степи? – усомнился Буй-Тур.

– Есть иные предложения?

Буй-Тур вместо ответа опустил личину шлема, сверкнул из-под прорезей наглыми птичьими глазами:

– Не печалься, брат! Что за свадьба без хорошей драки? Не по-русски как-то получается…

– А как – по-русски?!

– Как у нас в Курске – незваных гостей головой в репейник. И, чтоб помнили, крапивой по заднице.

– Здраво. Еще одно дело есть; гонец к Кончаку надобен.

– Можно совет дать, князь? – это в разговор старших вмешался сын, Владимир Путивльский.

– Говори.

– Пусть Овлур скачет, князь. На коне ездит, как Ярило, ложный бог языческий.

– Так тому и быть. Скачи, Овлур, и – удачи тебе! Вот перстень мой – хан признает…

Игорь Святославич передал перстень, поднял правую руку, и трубачи, давно ждавшие сигнала, поднесли к губам боевые рога. Громкие заунывные звуки понеслись над полем, настраивая воинов на грядущую сечу. Рога выли, заранее оплакивая тех, кто не доживет до конца боя, взывая к мужеству идущих на смерть.

– Княжий стяг на середину! – приказал Игорь Святославич и обернулся к Буй-Туру. – Брат, ты прими под себя правую руку, ты же, Ольстин, левую.

Заметив, как переглянулись молодые князья, Игорь добавил: