Книга Золотой вепрь - Владислав Русанов

– Иди сюда, малыш. – Кир присел на корточки, поманил котенка.

Звереныш вначале потянулся мордочкой к его ладони, но потом фыркнул, вздыбил шерсть на загривке, шарахнулся в сторону.

– Сторож будет, – проговорил тьялец. – Ишь, какой маленький, а к чужому уже не идет.

– Он не потому, – ответил Антоло. – Он просто к тебе не хочет. – В подтверждение своих слов, студент накрыл ладонью голову котенка, потрепал, погладил по шерсти. – Коты чувствуют, должно быть…

– Что? – от неожиданности Кир задохнулся. – Ты что хочешь сказать? Что он чувствует?

– Не знаю. – Студент покачал головой. – Я скажу, только ты не обижайся…

– На тебя, что ли?

– Ну вот. Уже обиделся.

– Ничего я не обиделся. Говори!

Антоло помолчал чуть-чуть. Вздохнул.

– Ты не такой, как все, – сказал он, продолжая гладить котенка. – Я это совсем недавно понял. Описать не могу, но чувствую. Зуд какой-то, что ли?

Кир хотел спросить: «Мыться не пробовал?», но сдержался. Так можно слово за слово и в горло друг другу вцепиться. Кому от этого польза будет? Только ландграфу Медренскому и его загадочному гостю, которого на наречии дроу звали Змеиный Язык. Вот покончим с ними, тогда и придет время отдавать старые долги.

– Ты слушаешь? – Студент поднял голову.

– Слушаю. Говори.

– Я думал сперва, это от злости. Ну, из-за драки той и все такое… Только злости у меня к тебе уже нет.

– Да? Ну, спасибо.

– Не за что. Обниматься я с тобой не собираюсь. А уж тем более в друзья набиваться.

– И за честность спасибо.

– Не за что, – повторил табалец. – Я о чем говорил? Когда ты поблизости, я будто кожей чувствую что-то не то. Ну, понимаешь… Трудно объяснить. Вот у стариков перед грозой кости ломит. Или у ветеранов старые раны болят к сырости. А у меня – зуд. Легенький такой, словно мурашки под кожей бегут. Мелкие-мелкие. Даже волосы дыбом встают по всему телу.

– Прямо по всему? – съязвил Кир.

– Именно по всему. – Антоло шутки не понял или сделал вид, что не понял. – Я думаю, это потому, что ты колдун.

Воцарилось неловкое молчание. Студент поглядывал исподлобья – не обидел ли? А Кирсьен попросту задохнулся от возмущения. Слова отповеди застряли в горле. Он мог только судорожно втягивать воздух и злиться в душе на неожиданный дар, сделавший его не таким, как все.

– С чего… С чего ты взял? – произнес он, когда дар речи наконец-то вернулся. – Откуда?

Антоло пожал плечами:

– Коты, говорят, колдовство чуют.

– Сметану они чуют. И мясо, – возразил бывший гвардеец. – А я тут при чем?

– Вся банда болтает, как ты айшасианского колдуна завалил. Тедальо мне все уши прожужжал.

– Колдуна Мудрец убил. Это тебе кто хочешь скажет.

– Правильно. Убил Мудрец. А скрутил ты. Да не сверкай глазами. Я же семь лет в университете. Книг прочитал предостаточно. И по истории, и по философии, и по логике тоже…

– И что там пишут? – выдохнул Кир.

– Да ничего, собственно, нового. О чародеях, победивших черный мор. Об их силе, благородстве, самоотверженности. Я не знаю, каждому ли слову из этих восхвалений можно верить. Но там еще о многом написано.

– О чем же?

– Что раньше волшебники владели силами четырех стихий. Вода и огонь…

– Воздух и земля.

– Верно. Правда, кому-то лучше удавалось с водой работать, а кому-то с огнем… Они под это свое умение и работу себе выбирали. Вода и воздух – значит, погодой управлять. Огонь и земля – плавильщикам и рудокопам помогать. Вода и земля – сам Триединый велел садами и нивами заниматься. Но настоящее, подлинно сильное волшебство получалось лишь тогда, когда чародей владел в должной мере всеми четырьмя стихиями. Это были лучшие из лучших. Подобные Тельмару Мудрому.

«Значит, мне это не грозит, – подумал Кир и почему-то испытал облегчение. – Может, попробовать погодой управлять? Напущу на Медрен туман…»

– С гибелью волшебников было утрачено и знание четырех стихий, – продолжал студент. – Сейчас если где-то и появляются колдуны, то используют они совершенно другие силы.

– Какие же? – удивился тьялец. Если до сих пор слова Антоло не открывали для него Айшасы – кое-какие отголоски легенд о чародеях знал любой уважающий себя гражданин империи, – то последняя фраза оказалась совершенно неожиданной.

– Точно не знаю. Что-то вроде человеческих чувств, эмоций.

– Ерунда! Как можно использовать мою радость или злость?

– Откуда мне знать?

– Ты что-то ничего не знаешь! То рассказываешь, а как до дела доходит, так «не знаю»!

– Ну, так я же не ученик чародея! Я астрологом собирался стать. Если и читал что, так случайно. Не вдумывался и не учил наизусть. Что запомнилось, то запомнилось, а остальное – извини и подвинься… – Он, похоже, обиделся. Надулся и замолчал.

Котенок мурлыкал и терся о калиги[31]Антоло.

Вначале Киру захотелось послать подальше чересчур обидчивого студента, но любопытство пересилило. Да и какой смысл рассориться вдрызг, если судьба определила одно дело вместе делать? Дружбы между ними хоть так, хоть эдак не будет, но ради выполнения задания можно потерпеть чуток слабости другого.

– Ладно. Рассказывай. Что там с чувствами?

Антоло помялся, помялся и начал говорить:

– Вообще-то я не уверен, что правильно понял. Якобы волшебники… не все, а лишь некоторые… могут впитывать окружающие их чувства. Страх, злость, радость, недоверие…

– Как это – впитывать?

Студент пожал плечами. Погладил котенка. Сказал неуверенно:

– Ну, случается же, что даже обычный человек ощущает страх другого? Или чувствует, что его презирают… А девушки купаются в обожании поклонников. Бывает такое?

– Бывает, – вынужденно согласился Кирсьен.

– Вот видишь… А колдуны эти, получается, могут не только воспринимать чужие эмоции, но и впитывать их, собирать и получать из них Силу.

Кир присел на край лавки, большая часть которой была задвинута под стол, опустил локти на колени.

– Но это же, наверное, не совсем честно? – неуверенно проговорил он. – Пользоваться моими чувствами без разрешения… Бр-р-р-р!

– То же самое решил и Великий Круг магов Сасандры. Лет триста тому назад он попросту запретил развивать это направление чародейства. С тех пор в книгах упоминаются лишь единичные случаи, когда нарушался запрет Великого Круга.