Книга Рейхов сын - Сэй Алек

Минуты не миновало, как семеро парней смогли наблюдать пожилого мужчину в форме гауптмана инженерных войск.

— Кто вы такие, я знаю, — не повышая голос обратился он к мальчишкам. — Вас же, полагаю, интересует, кто таков я. Меня зовут Теодор фон Хиппель. Как вы можете видеть по знакам различия на форме, я гауптман. В Великую Войну служил в пехоте, в составе африканского контингента рейхсвера, дрался под командованием генерала Пауля фон Леттова-Форбека против британских колониальных войск. Если кто-то из вас учил историю, то знает, что победить нас «лимонникам» так и не удалось. В настоящее время нахожусь на действительной военной службе в абвере, что и вам теперь предстоит.

Гауптман замолчал на несколько секунд.

— Так сложилось, — наконец продолжил он, — что всем вам, несмотря на нежный возраст, уже приходилось воевать и убивать. Иногда даже детям приходится брать оружие в руки и нести все тяготы военного ремесла наравне со взрослыми. Не стану утверждать, что это хорошо. Нет! Это плохо, это гадко, это скверно и отвратительно. Но, раз уж такое случилось, раз мы, взрослые, не сумели защитить вас от крови и грязи, быть может, вы поможете нам защитить остальных ваших ровесников? Тех, для кого война — это не трудные марши и грязь в окопах, а движение солдат в парадной форме по улицам и площадям. Вы, конечно, сейчас в недоумении, вы не понимаете, чего же я на самом деле хочу от вас. Что ж, значит мне придется рассказать вам о том, что из себя представляет наше подразделение. В первую очередь должен вам сообщить, что Восьмисотый батальон не является не только учебным, но даже и инженерным.

Фон Хиппель вновь замолк, наблюдая за реакцией молодых людей. Реакция была вполне предсказуемой — ошалело-скептические физиономии.

— Наше подразделение создано с целью разведывательно-диверсионных действий в тылу врага. Главные задачи батальона в условиях военных действий таковы: диверсии в тылу противника, глубокая разведка, уничтожение коммуникаций, захват мостов, аэродромов, бункеров, стратегических объектов любого уровня охраны, уничтожение узлов связи, ликвидация офицерского состава высокого ранга, ведущая к дезорганизации противника, в том числе с использованием формы войск противника, для создания панических настроений и усиления хаоса, подрывы железнодорожных путей, уничтожение складов с амуницией, продовольствием, боеприпасами, добыча «языков», и так далее, и тому подобное. Мы не придерживаемся каких-либо гуманитарных ограничений в прежних законах ведения войны. Для нас возможно всё, что ведет к результату, даже если это противоречит общечеловеческой морали. Допускается применение любых видов оружия, пытки при допросе пленных, захват заложников, убийство женщин и детей, террор против гражданских лиц и ряд других мер, которые выводят солдат батальона из-под защиты Женевской конвенции и даже простых обычаев войны. Не стану лгать — навряд ли солдат нашего подразделения будут брать в плен, а те, кто все же в нем окажется, очень сильно об этом пожалеют. Как видите, я честен с вами.

Гауптман опять ненадолго замолк, окинул мальчишек внимательным взглядом. Выражение лиц у юного пополнения уже варьировалось от окончательного ошаления до полной прострации.

— Грядущими задачами солдат этого батальона будет их использование в тылу противника в диверсионных целях, переодетыми в форму врага и знающими его язык — для его дезориентирования и дезорганизации. Сюда набираются, помимо лиц немецкой национальности, фольксдойче других стран, владеющие, соответственно, минимум двумя языками, а также лица всех прочих национальностей, одобряющие политику Рейха и соответствующие всем, весьма жестким, физическим кондициям. Вы этим кондициям не соответствуете.

Спокойная, даже монотонная речь фон Хиппеля, ужасная не только и не столько своим смыслом, сколько тем спокойствием, с которым произносилась, вновь на миг прервалась. Прервалась сухим смешком гауптмана.

— Они, эти кондиции, вам и не нужны, молодые люди. Более того, они вам вредны. Бугаев-полиглотов не так мало, как принято считать, с укомплектованием ими личного состава у меня проблем нет. Так зачем же можете понадобиться в этом подразделении вы? У кого из вас есть предположения?

Фон Хиппель усмехнулся.

— Так что же, ни у кого нет никаких идей?

Окрестности города Алачам (Турция).

20 апреля 1940 года, 23 часа 20 минут.

— Мойше, мы шо, опять драпаем?

— Типун тебе на язык, сколько уже можно драпать, Сэмен?

— Сколько прикажут, столько и будете! Разговорчики в строю! — одернул разболтавшихся приятелей ротный старшина. — Товарищ старший лейтенант…

— Вольно, — отмахнулся от него вынырнувший из окружающей темноты комбат.

— Вольно! — продублировал команду ротный.

— Товарищи бойцы… Виноват! Дорогие товарищи бойцы! Как вы, может быть, уже слыхали, а если и не слыхали, то услышите сейчас, противник форсировал Кызылмуран и сейчас накапливает силы на нашем берегу, для наступления в направлении Синопа. Что вы знаете точно, так это то, что к нам последние два дня прибывали подкрепления из Румынии, Венгрии, Болгарии, Германии и нашей с вами, товарищи, Родины — Союза Советских Социалистических Республик. Форсирование врагом водной преграды было допущено командованием преднамеренно. Завтра, перед самым рассветом, после полуторачасовой артподготовки, нам предстоит произвести контратаку, прижать противника к реке и полностью уничтожить. Сигнал к началу атаки — три зеленые ракеты. Вопросы есть? Вопросов нет. Всем отдыхать, подъем по звуку первых залпов, завтрак сухпайком в машинах. Разойдись.

— Мойше, а разве к нам прибывали и артиллеристы?

— Сэмен, ты как вчера в армию пошел. Если командир сказал, шо будет артподготовка, значит она таки будет, даже если ее по факту и не случится.

Северная Турция, западный берег реки Кызылмуран.

21 апреля 1940 года, 04 часа 45 минут.

— Бобби, это была моя галета!

— Возьми другую, я от этой уже откусил.

— Ты хочешь сказать, что она бросила меня и ушла к тебе? — лейтенант саперных войск Джон Баркер настолько устал за эту ночь, что даже на ругань сил у него не осталось.

Отход противника с позиций на западном берегу Кызылмурана оказался для британского командования полнейшей неожиданностью, причем изрядно уязвившей самолюбие. Подумать только, готовиться к тяжелому штурму, стягивать войска, разрабатывать планы, ночами не спать всем штабом, прикидывая, как минимизировать потери, и все для чего? Для того, чтоб эти подлецы смылись без боя! И кто они после этого?

А с другой стороны, это ведь стало прекрасным шансом для стремительного удара в тыл отходящему противнику. Удара, который был уже почти подготовлен, войска для которого уже были стянуты. Удара, который мог и должен был превратить в кровавую кашу всех вражеских солдат между Черным морем и хребтом Нюре, вывести англичан на Зонгулдак, Адапазары… А там и до Измита со Стамбулом рукой подать. Слишком сильным оказалось искушение для того, чтобы тщательно взвешивать все pro et contra — ведь можно было упустить удачный момент, дать туркам, румынам и русским оторваться, наладить оборону на побережье и перевалах. А ведь миновал уже почти весь срок, что командование дало Вейгану и О'Коннору для того, чтобы покончить с турецким сопротивлением (и сразу же отозвало пять наиболее боеспособных дивизий, треть авиации и все тяжелые танки в метрополию).