Книга Пилот мечты - Клим Жуков

Не в армии, которой я посвятил всю свою недолгую жизнь.

Вот как оно случается.

— Не в армии, не в армии, — повторял я на разные лады по десять тысяч раз на дню.

Единственным утешением служили благодарные глаза пилота-истребителя Великой Конкордии Рошни Тервани.

Слабовато утешение?

Факт. Слабовато. Но именно этот маленький факт не дал мне тогда свихнуться. Именно так: не дал свихнуться, и это не фигура речи. Ибо депрессия меня утюжила настолько жестокая, что и сравнить не с чем. То есть тогда было не с чем — я был юн, глуп, романтичен и не видел изнанки жизни.

Тот первый раз, когда изнанка явила себя во всей красе, чуть не сорвал мне крышу. Точнее, сорвал чуть-чуть.

— Я ни о чем не жалею. Я показал себе и вообще всем, что я не тупой болван, не робот, не автомат! Я — человек! Я сделал свой выбор. И пусть катятся к черту все, кто думал, что русского пилота можно заставить поступиться совестью! — так говорил я себе и казался жутко крутым одиноким волком, которого отвергли эпоха и общество.

Словом, все суки. Падлы. Неприятные скунсы.

Кроме Яхнина, естественно. Яхнин — мужик. Человечище.

Уверен, он поступил бы так же, если бы не исходил горячечным потом в соседней кабине «Фульминатора», знатно рассверленный осколками.

Итак, ВКС сделали мне ручкой навсегда. Россия тоже попрощалась надолго. Как уже было сказано, никакая приличная карьера в родных степях мне больше не светила. Еще бы! Хороша запись в личном деле: «Злостное нарушение приказа непосредственного командования в боевой обстановке, связанное с риском срыва задания, риском для жизни офицера ВКС и повлекшее за собой неоправданные потери в материальной части».

Вот такой монстр военно-канцелярской мысли украшает мой файл отныне и, похоже, навсегда. Уж какая теперь карьера?

Что мы, то есть я, имеем в сухом остатке?

Шестьсот двадцать терро, оставшиеся после покупки билета на рейс «Земля-Цандер».

Комплект формы номер два и номер три со споротыми знаками отличия.

Отличные ботинки германского производства с филлериновой мембраной — легкие, прочные, жарохладостойкие.

О! Пачка презервативов в нагрудном кармане комбинезона — предмет первостепенной важности! (Это я горько иронизирую, если что).

И хитрый наручный переводчик «Сигурд» с сюрпризом, который стоил больше чем ваш покорный слуга со всеми его нехитрыми потрохами. Собственно, тот самый шпионский агрегат, который мне всучили товарищи из ГАБ: малоприятный товарищ Иванов и прекрасная товарищ Александра. Всучили да забыли конфисковать, так что — еще одна головная боль.

ГАБ осчастливило подарком, значит ГАБ точно поинтересуется его судьбой. И на Цандере, и на Земле, и у черта в заднице. Непростая это контора.

Так что же дальше?

Прямо на борту магистрального лайнера «Озимандия», будучи в сильнейшем расстройстве, я записал в книжечке:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ.

Может, в концерне «Дитерхази»

Укроюсь от пустых речей

От всякой канцелярской мрази,

Штабных проклятых сволочей.

(М. Ю. Лермонтов, А. К. Румянцев: 1841–2621)

Получилось тонко. Во-первых, почти юбилей. Во-вторых, голубые мундиры — аллюзия на жандармов ГАБ и парадную форму военфлота одновременно. А штабные сволочи, руководившие трибуналом, облачены были именно в парадку, ставшую для меня личным символом траура.

Оно, быть может, и тонко, да больно поспешно.

Если «Россия немытая», то концерн «Дитерхази и Родригес» в глубоком космическом исполнении даже не знаю, как назвать. «Архинемытый»? Муза молчит. Зато здесь неплохо платят, и всегда имеется возможность «закалымить на леваке» (профессиональный пилотский жаргон).

Цандер — такой далекий фронтир освоенных Великорасой космических пространств, что «Озимандия» наша прыгала через Х-матрицу аж три раза. И только третьим Х-переходом достигла своей плановой дельта-зоны на удалении двадцать пять тысяч километров от Цандера.

Далее последовали чудеса логистики. Магистральный лайнер, не теряя ни минуты, пошел на посадку и уже спустя час десять мы сошли по герметичной галерее в транзитный зал космодрома Кастель Рохас (планета Цандер, система звезды Лукреции).

Оттуда мне предстояло… вернуться обратно, на орбиту Цандера! Почему и говорю: «чудеса логистики».

На геостационаре Цандера меня поджидала орбитальная база «Тьерра Фуэга» — финальная точка путешествия. Я сказал, меня? Не только. На космодроме Кастель Рохас в грузопассажирскую «Андромеду» поднялось человек двадцать, с той неизгладимой печатью на лице, завидев которую в бесшабашных субдиректориях Европы обыватель сразу кричит «Versager!» (неудачник) и тычет пальцем.

Может быть, я был предвзят к своим коллегам по несчастью. Может быть, для кого-то оно и вовсе было счастьем. Но только не для меня. Я чувствовал себя именно таким, конченым «ферзагером».

Как бы то ни было, народ в полупустом пассажирском салоне сидел угрюмый, мрачный. Никто не разговаривал, не заводил знакомств и даже музыки в плеер не втыкал. Всех развлечений нам выпало — кот начихал: старт, когда «Андромеда», яростно размахивая крыльями, набирала высоту, зона мощной турбулентности на эшелоне восемь тысяч, законные 6g при наборе первой космической.

Последнее совсем не впечатлило. Я был по самые ноздри напичкан казенным сеноксом еще на борту «Трех Святителей»… черт возьми, меньше двух месяцев назад, а как будто в другой жизни! Впрочем, отчего «как будто»? Именно так: в другой жизни.

Летели молча, без шуток-прибауток, если не считать стонов разных ботаников из технического персонала.

Орбитальная база «Тьерра Фуэга». Летающий город, целый дюралевый Вавилон, невероятная громадина, больше любой орбитальной крепости. Три независимых модуля двух километров длиной, посаженные расходящимися лучами на вертикальную сердцевину в виде усеченного конуса с основанием диаметром не менее кэмэ. А длины такой, что это уже не длина вовсе, а высота. В верхней части базу венчала дисковая блямба с полетной диспетчерской, станцией Х-связи и прочим техническим хламом. На плоскостях мерцали монументальные логотипы «DiR».

Там вообще много чего мерцало и перемигивалось.

Модуль с цифрой «3» на борту, надо понимать, служил штатным космодромом для флуггеров, судя по ярким приводным маякам. Ну точно, туда нас и зарулили.

Именно там я услышал и сказал первые человеческие слова во владениях концерна «Дитерхази и Родригес» и моей новой жизни.

— Su nombre у el proposito de la llegada? — спросил меня дежурный, когда очередь моих помятых коллег иссякла.