Книга Странники Гора - Джон Норман

Должен заметить, что каста торговцев не относится к пяти традиционным высоким кастам Гора – посвященных, писцов, врачей, строителей и воинов. Без сомнения, факт, что только члены пяти высоких каст занимают места в верховных советах городов, вызывает сожаление. Но, как и следовало ожидать, золото торговцев в большинстве мест оказывает свое влияние, и не всегда в такой вульгарной форме, как дача взяток или оплата услуг, более часто – в скрытой форме, а именно: в предоставлении кредитов на проекты или нужды высокопоставленных лиц либо в отказе от такового. На Горе говорят: «У золота касты нет». Это высказывание особенно популярно среди торговцев. И в самом деле, наедине с самими собой, как я слышал, торговцы склонны считать свою касту самой высокой кастой Гора, хотя и не стараются провозглашать это во всеуслышание, дабы не оскорбить чувства других. Разумеется, такое заявление имеет некоторые основания, поскольку торговцы на свой лад являются храбрыми, умными и искусными людьми, проводящими много времени в путешествиях, поддерживающими связь между землями, рискующими караванами, достигающими коммерческих соглашений, людьми, развившими и поддерживающими меж собой Торговый Закон – единственный официальный договор, действующий во многих горианских городах. На деле именно торговцы организуют и проводят четыре великие ярмарки, проходящие каждый год у подножия Сардара; я сказал «на деле», потому что официально ярмарки проходят под руководством касты посвященных, которая между тем в основном поглощена церемониальными жертвоприношениями и счастлива передать фактическое руководство этой огромной коммерческой структурой – сардарской ярмаркой – в руки низкой, зачастую презираемой касты торговцев, без которой, правда, ярмарки скорее всего не существовали бы, по крайней мере в той форме, что сейчас.

– Теперь, – произнес торговец Сафрар, – подается тушеная печень голубой четырехиглой летучей рыбы с Коса.

Это крохотная, нежная рыбка размером примерно с монету, у неё на спинном плавнике имеются три или четыре ядовитые колючки, она способна выскакивать из воды и на широких грудных плавниках лететь по воздуху, обычно для того, чтобы избежать мелких морских тарларионов, которые, по всей видимости, невосприимчивы к яду колючей рыбки. Эту рыбку ещё иногда называют рыбой-певуньей, потому что во время брачного ритуала самки этой рыбки высовывают голову из воды и испускают какие-то посвистывающие звуки.

Голубая четырехиглая летучая рыба водится только близ Коса. Чем дальше в море, тем чаще попадаются более крупные экземпляры этой рыбы. Но маленькая летучая рыбка считается деликатесом, а её печень – деликатесом из деликатесов.

– Как получилось, – поинтересовался я, – что вы здесь, в Тарии, можете подавать печень летучих рыбок?

– У меня в Порт-Каре галера, – ответил Сафрар, и я её два раза в год посылаю на Кос за рыбой.

Сафрар – это жирный багроволикий коротышка с короткими ногами и руками. У него быстрые, ясные глаза, рот с узкими, яркими губами, время от времени он шевелит своими пальчиками, заканчивающимися круглыми отточенными ногтями, будто пощупывая кошелек или перекатывая в пальцах диск монеты. Голова его, как и у многих торговцев, выбрита, брови убраны и над каждым глазом в складках багровой кожи укреплены четыре золотистые капельки, даже два передних зуба у него из золота, что нетрудно заметить, когда он смеется. Может быть, в них содержится яд – торговцы редко бывают искусными в использовании оружия. Особо выделяется надрыв на его правом ухе, полученный в каком-нибудь происшествии. Такие надрывы, насколько я знаю, обычно ставятся на уши воров, попавшихся в первый раз.

Второе попадание обычно карается отнятием правой руки, а третье – потерей левой руки и обеих ног.

Впрочем, на Горе очень мало воров, за исключением разве что официально признанной касты воров в Порт-Каре, о которой мне уже не раз доводилось слышать, – мощной, хорошо организованной касте, которая, как правило, вполне может защитить своих членов от неприятностей, подобных надрыванию уха.

Я не сомневался, что в случае Сафрара рваное ухо лишь досадное совпадение, но оно, должно быть, часто является причиной смущения людей непосвященных. Сафрар был приятным, вежливым человеком, быть может, несколько ленивым, хотя при взгляде на его быстрые глаза и пальцы такое впечатление пропадало. Вне всякого сомнения, он был внимательным и щедрым хозяином, но я не думал о том, чтобы понять его лучше.

– Так торговец из Тарии имеет галеру в Порт-Каре? – удивился я.

Сафрар откинулся на желтые подушки у низкого, уставленного винами, фруктами, золотыми приборами и деликатесами стола.

– Я не думал, что Порт-Кар может быть в добрых отношениях хоть с кем-нибудь из внутренних городов, – пояснил я свой вопрос.

– Так оно и есть, – произнес Сафрар.

– Тогда каким же образом…

– У золота нет касты, – пожал плечами Сафрар.

Я попробовал печень летучей рыбы и невольно скривился.

Сафрар подмигнул:

– Быть может, ты предпочел бы жареное мясо боска?

Я поместил золотые палочки для еды на подставку, отодвинул блестящую тарелку, на которой лежало ещё несколько теоретически съедобных яств, осторожно разложенных рабом так, что они напоминали букет диких цветов.

– Да, – сказал я, – думаю, да.

Сафрар передал мое пожелание главному официанту, и тот, бросив оскорбленный взгляд в мою сторону, послал двух молодых рабынь на кухню, чтобы те принесли кусок мяса боска.

Я посмотрел в сторону Камчака и увидел, как он очищает очередное блюдо, держа его у самого рта и запихивая в себя аккуратно разложенные на нем деликатесы. Я перевел взгляд на Сафрара – тот возлежал теперь уже на желтых подушках в своих излюбленных шелковых одеждах, золотых и белых цветов касты торговцев. Сафрар с закрытыми глазами покусывал какое-то крохотное существо, до сих пор ещё подергивающееся, проколотое палочкой для еды.

Я отвернулся и стал смотреть в огонь и слушать музыку.

– Не огорчайся, что нас принимают в доме торговца Сафрара, – вдруг произнес Камчак, по-видимому по-своему истолковав мое уныние, – власть в Тарии принадлежит людям, подобным ему.

Я перевел взгляд на стол, за которым сидел Камрас, полномочный представитель Фаниуса Турмуса, правителя Тарии. Это был широкоплечий, сильный человек с длинными черными волосами. Он сидел как воин, хотя на нем были надеты шелка, его лицо перечеркивали два тонких шрама, может быть когда-то нанесенных кайвой. Говорили, что он – великий воин, проявлявший себя, разумеется, только в ежегодно проводимых в Тарии соревнованиях. Он не разговаривал с нами. Даже почтя нас своим присутствием на банкете, он не проронил ни слова.

– Кроме того, – ткнул меня в бок Камчак, – честно скажу, пища и обстановка в доме Сафрара мне нравятся гораздо больше, чем во дворце Фаниуса Турмуса.

– И то правда.

Я поражался тому, как желудок Камчака выдерживает натиск блюд, которыми тот его набивает. Впрочем, быть может, ему это и не вредно. Тарианские праздники обычно растягиваются на большую часть ночи и могут насчитывать до ста пятидесяти перемен блюд. Такое количество блюд, без сомнения, не оправдало бы себя, если бы не существовало некоего не совсем приятного устройства из золотой бутыли и палочки с перышком на конце, окунаемой в ароматизированное масло, с помощью которых едок, когда хотел, мог освежиться и вернуться к праздничному столу с по-прежнему пустым желудком. Я никогда не прибегал к этому изуверскому средству и выходил из положения, беря по маленькому кусочку в каждой из перемен и так утоляя аппетит.