Книга Мой талисман - Татьяна Романова

– Ты уж прости его, Холи. Если любишь, можно простить все!

– Я уже простила, – призналась княжна, – но боюсь, что если сдамся без боя, то он не будет меня добиваться и, не дай бог, снова уйдет, так и не сделав предложения.

– Ах ты, моя умница, нужно тебя показать Долли Ливен, она обязательно скажет, что из всех женщин Черкасских ты самая умная и самая успешная, – заулыбалась Катя.

Снова подумав, что Лаки учить не нужно – та безошибочным чутьем сама выберет правильную линию поведения, княгиня совсем развеселилась, и только засмеялась, когда ее золовка сказала:

– Подожди меня хвалить. Вот когда он придет к Алексу просить моей руки, пережив все муки ревности – вот тогда и похвалишь. Я ждала этого два года. Хочу теперь насладиться каждым мгновением, пока он будет добиваться меня.

– Я тоже с удовольствием посмотрю на это зрелище, – мечтательно сказала Катя. – Можно?

– Можно, – засмеялась княжна и простилась с невесткой у порога своей спальни.

Девушка храбрилась в разговоре с Катей, но сейчас, лежа без сна в своей постели, она перебирала все события сегодняшнего вечера, вспоминала все слова, сказанные Сергеем, все его взгляды. По всему выходило, что только то, что она оказалась неприступной, подвигло его на объяснение в карете. Он понял, что не сможет получить ее, и захотел вернуть то, что потерял. Зря она придумала, что почувствовала любовь в его словах. Он же ничего не говорил о любви, просил только о возможности видеть ее.

«Может быть, он присмотрится ко мне – и разочаруется, – подумала девушка, – он ведь не давал никаких обязательств. Как два года назад, все повторяется…» Значит, оставалось делать только то, что она делала сегодня вечером – играть неприступную богиню. Она больше никогда не попадет в такую ситуацию, как два года назад! Теперь она добьется его любви, даже если придется скрывать собственные чувства всю оставшуюся жизнь!

Принятое решение, наконец, успокоило Ольгу, и она, не заметив как, заснула. Серый северный рассвет скользнул сквозь шторы в ее комнату и осветил улыбающееся лицо. Во сне девушка вновь лежала в крепких объятиях Сергея, а он нес ее, ласково утешая.

Утром Ольга заехала за Натали, и девушки вместе отправились во дворец. Сегодня они должны были дежурить только до обеда, а потом могли ехать домой собираться на бал, который давали у графа Лаваля. Супруга хозяина, наследница огромного состояния статс-секретаря Екатерины Великой, отдавала все свои силы благотворительности, чем заслужила признательность Елизаветы Алексеевны. Сегодня императрица обещала почтить ее бал своим присутствием, а государь, который также благоволил к графу Лавалю, захотел присоединиться к супруге. Императрица пожелала видеть на балу и всех своих фрейлин, поэтому те, кто жил во дворце, должны были приехать вместе с царственной четой, а Натали и Ольга получили разрешение быть вместе с членами своей семьи.

– Мама уезжает завтра утром, это наш последний вечер вместе, – грустно сказала молодая графиня, – ее не будет так долго, а если я встречу человека, которого полюблю? У кого он будет просить моей руки?

– Ты будешь жить у нас, значит, он придет к нам, поговорит с Алексеем, а тот напишет твоей маме и дедушке с бабушкой, – ласково ответила Ольга, сочувственно глядя на расстроенное лицо подруги. – В крайнем случае, твой пока не существующий возлюбленный может обратиться к государыне, ведь мы – ее фрейлины.

– Да, всегда есть выход, просто мне не хочется, чтобы мама уезжала. Теперь, когда Мари выходит замуж, мне особенно одиноко, – призналась Натали. – Но давай не будем говорить о грустном, сегодня наш первый бал, я, честно говоря, боюсь, вдруг никто не пригласит меня?

– Ты такая хорошенькая, особенно в голубом и розовом, я уверена, у тебя будет огромный успех, – твердо сказала княжна. – У тебя очень изящная фигура, золотые локоны и огромные голубые глаза. Ты – эталон девушки из хорошей семьи.

– Ты правда так думаешь? – обрадовалась Натали. – Твои слова, да Богу в уши!

– Так оно и будет, – пообещала Ольга, – вечером проверишь!

Экипаж остановился у широкого мраморного крыльца Зимнего дворца, лакей открыл дверцу и помог барышням спуститься.

– Тимофей, приезжай за нами к четырем часам, – распорядилась Ольга, – смотри не опаздывай, мы сюда выедем.

– Не извольте беспокоиться, барышня, – пообещал лакей, открывая перед девушками тяжелую дверь, – обязательно буду, ровно в четыре часа.

Девушки вошли в вестибюль и, отмахнувшись от дежурного лакея, привычной дорогой направились в покои императрицы. Слава богу, они не опаздывали, приехали даже рано. Императрица должна была еще одеваться. Лакей в красной с золотом ливрее распахнул перед ними дверь приемной государыни, и девушки тихо вошли. В большой светлой комнате с белыми, украшенными сложным позолоченным узором стенами и легкой светлой мебелью никого не было.

– Государыня еще не выходила, – обрадовалась Натали, мы можем пойти в свои комнаты, привести себя в порядок.

– Что приводить, ты и так выглядишь безупречно, – пожала плечами княжна, – прическа – волосок к волоску, платье свежее. Давай лучше здесь подождем, другие фрейлины или в спальне, или скоро будут.

Всего, вместе с ними, у императрицы было шесть фрейлин и одна камер-фрейлина Сикорская. Эту некрасивую и безвкусно одетую женщину все фрейлины дружно не любили. Ее тяжелый взгляд как будто сверлил всем спину, и казалось, что Сикорская обижена на весь свет. Только с императрицей камер-фрейлина была заискивающе ласковой и услужливой, но как могло быть иначе, ведь все они служили Елизавете Алексеевне. Четыре уже не очень молодые фрейлины были с императрицей много лет. Самая старшая, княжна Варвара Туркестанова, или Барби, как все начали ее называть вслед за государыней, высокая эффектная брюнетка лет сорока, перешла в штат Елизаветы Алексеевны от императрицы-матери. Две другие, Софи Саблукова и Катрин Загряжская были незамужними дочерьми из знатных семей, а любимая фрейлина государыни, тридцатилетняя Роксана Струдза, была дочерью молдавского господаря.

Все четыре опытные фрейлины спокойно относились к тому, что каждый год появляются одна-две молоденькие коллеги, которые быстро выходят замуж и потом покидают двор, но то, что над ними по приказу государя поставили необразованную деревенскую родственницу Аракчеева, не нравилось им всем. Поэтому новеньких фрейлины опекали, а Сикорскую всячески изводили, тонко и умно подстраивая для нее неприятные ловушки. То предлагали ей почитать государыне по-немецки, то переходили в ее присутствии на английский язык, то, быстро поняв, что ненавистная камер-фрейлина только говорит, но не умеет писать по-французски, передавали ей поручение государыни составить для гофмейстерины список французских книг.

Эта война продолжалась постоянно и, как показалось Ольге, успевшей заметить противостояние женщин в первые же дни присутствия во дворце, не осуждалась и самой государыней. Когда княжна спросила брата, как такое может быть, Алексей объяснил ей, что Аракчеева при дворе ненавидят все, и в этом вопросе, наверное, в первый раз в жизни едины даже мать и жена государя.