Книга Ананасная вода для прекрасной дамы - Виктор Пелевин

Дело в том, что на Буше религиозные правые в Америке не кончились. Кто-нибудь из них запросто может прийти к власти. И если шпионы ФСБ не успели вмонтировать ему в зуб радиопередатчик советских времен, большой беды в этом нет. Сейчас технология достигла таких высот, что требуемое устройство можно подсадить при медосмотре прямо в слуховой нерв, или вообще передать при чихании, чтобы оно само собрало себя из наночастиц в любой зоне организма. Короче, с техникой никаких проблем. Проблема встает в точности такая же, как с современной музыкой — что с помощью всей этой техники слушать.

А я уже убедительно доказал на мировом уровне, что могу работать Иеговой Саваофом Адонаи в любой американской голове. Поэтому если вы хочете настоящего профессионала, я и есть ваш надежный и хорошо зарекомендовавший себя бронепоезд на запасном пути.

Правда, сперва мои новые наниматели думали, что без Добросвета мы не сможем восстановить мой богочеловеческий статус. С этим, действительно, поначалу были проблемы. Но потом их фармакологи вышли на нормальную смесь (я только знаю, что кроме ЛСД-25 туда входит МДМА и какие-то военные психотропы на южноамериканской алкалоидной базе), и Господь меня простил.

Да, Он простил меня за все, ибо ведает, что я сорвался в бездну и согрешил не по своей воле. Но все же то нелестное и неприглядное, что я понял про себя во время последнего сеанса с Добросветом, наложило на наши отношения определенный отпечаток. Поэтому, даже обретая единство с Неизъяснимым, я избегаю приближаться к Сердцу Сердец на слишком уж интимную proximity — не знаю, как это сказать по-русски, потому что такого понятия в русскоязычной культуре просто нет.

Наверно, из-за новой фармакологии (или потому, что мне теперь начитывают немного другие тексты), мы столкнулись с эффектами, которых не давал квасок Добросвета. Самый интересный такой: во время тренировочных сессий я стал превращаться в горящий куст. Разумеется, не на физическом плане — просто так я ощущаю себя среди мокрой черной пустоты. Бывает что после такой трансформы я начинаю видеть прошлое — с некой особой точки, находящейся вне времени и пространства.

Когда такое случается, тренировка продолжается без всяких срывов. Куст так куст, что делать. Спокойно и солидно горю у перекрестка веков. Мимо меня проходят армии теней — всякие Александры, Дарии и Тамерланы. Я не вступаю в контакт — просто горю, и все. Тени прошлого, может, и не понимают, что они тени прошлого — но что лучше не соваться, догадываются и идут себе мимо.

Изредка меня видят люди, которые наелись какой-нибудь дряни. Особенно много таких зависло в шестидесятых годах двадцатого века, но есть и в других слоях. Эти иногда подходят поговорить. Тут уж я реагирую по обстоятельствам. Бывает, и шугану. А если воспитанный человек, так и я веду себя воспитанно. Недавно вот симпатичный юноша попросил огурца на хорошем иврите. Так я дал — разве ж мне жалко. В общем, неожиданностями меня не смутить и к любому заданию я готов.

Напоследок скажу, что кроме мистического и житейского опыта я вынес для себя из всех этих приключений еще одно — понимание того, как мы, люди, влияем на историю.

Реальность — это пластилин с изюмом. Человек давит пальцами на возникающую перед ним пластилиновую картинку под названием «мир», чтобы выковырять для себя несколько вкусных крошек, а на этой картинке рушатся башни, тонут корабли, гибнут империи и цивилизации. Но это, как правило, видят уже другие.

И вот что я постиг в своей ванне — человека нельзя ни в чем обвинять. Ибо если мы начнем искать его с помощью самого яркого фонаря, мы поймем, что никакой отдельной личности нет, а есть просто элемент на множестве пластилиновых картинок, измятых пальцами других любителей изюма, которых перед этим так же мяли третьи, и так от начала времен — и в результате все вокруг стало именно тем, чем стало. И чем оно сделается потом, зависит от того как его будем мять мы с вами. А про свои планы на этот счет вы знаете намного лучше меня. Вот именно поэтому я такой пессимист.

А это ведь еще самый розовый взгляд на вещи. Я не говорю, что кроме изюма в этом пластилине полно иголок, да и сам он часто бывает похож на совсем другую субстанцию.

Хотя, чисто теоретически, у России есть шанс. Ведь кто-то из богатых соотечественников, нанюхавшись кокаина, вполне может проплатить Шмыге крутые бабки и ввести в стране разделение властей. Или устроить, к примеру, чтобы владельцы гранитного трона посадили за коррупцию кого-нибудь из соседей по даче, а не очередного участкового терапевта. Если подать заявку через комнату Гагтунгра, все эти вопросы можно решить очень быстро.

Но только кто платить-то будет? Ведь деньги в России есть только у тех, кто… Ну, вы понимаете. Чего ж они станут — сами себя серпом по яйцам? Вряд ли. А пиндосы Шмыге платить не станут. Не потому, что злые, а просто конгресс таких денег не даст. И когда об этом думаешь, становится, конечно, грустно. Все-таки столько лет носил на груди паспорт с двуличным российским орлом.

Есть и другая причина, по которой у меня часто бывает депрессия. Дело в том, что американцы вскрыли мой зуб и самым тщательным образом его исследовали — но не вынули пломбу, а заново залили цементом, решив, что эта проверенная годами технология вполне подойдет и для их целей. Устройство российского артефакта вызвало в них большой интерес, я бы даже сказал — энтузиазм. Такого они давно не видели.

«Ого, да тут подстроечный резистор… Его, наверно, надо такой маленькой отверточкой…»

Ну вот и докрутились. То ли случайно сбили настройку, то ли специально так сделали, в отместку за то, что я глумился над их президентом, — но теперь мой зуб иногда начинает ловить радио «Хамас». Причем на русском языке — у этих бесноватых недавно появилась служба для эмигрантов из России. И, что самое страшное, диктором там работает тот самый жирный бас, который два раза уже выплескивал мои мозги на помойку.

Конечно, умом я понимаю, что у этого должно быть рациональное объяснение. Наверно, в Москве этот человек кормился случайными заработками, а потом нашел постоянное место через какого-нибудь посредника в Дубае. Но в таких случаях все равно возникает чувство, что Бог таки есть.

Мало того, появляется даже нехорошее подозрение, что Мартин Бубер был прав насчет диалога со Всевышним, и это именно Он с самого начала говорил со мной жирным басом с фрикативным «г». В высшем смысле, понятно, так и обстоит — мне как никому другому известно, что и говорит, и слышит в этом мире только Бог. Да и что мы вообще знаем о Нем, чтобы понять его пути? Поэтому я не ропщу.

Но когда в самой середине моего огненного заплыва в черепе вдруг раздается омерзительный голос, говорящий: «А сейчас хор мальчиков-шахидов исполнит песню „Набивай еврейским мясом пыро’хы“,» сеанс, конечно, бывает безнадежно испорчен. Я много раз просил американцев сводить меня к своему цэрэушному зубному, но они говорят, что на зубе электронная пломба, и без приказа начальства ничего нельзя сделать. Так что бюрократия у них точно такая же сволочная, только с электронными пломбами.