Книга Французские каникулы - Даниэла Стил

Размышляя о том, что она закажет в ресторане («Хорошо быначать с черепахового супа и моллюсков под майонезом…» — мечтала она), Паскальпроехала мимо пары разваливающихся кирпичных столбов, на которых виселипокосившиеся железные ворота. Сначала она не обратила на них внимания, однако,когда ей пришло в голову взглянуть на номера на табличках, Паскаль обнаружила,что все-таки проехала нужный дом. Развернувшись, она поехала в обратную сторону— и снова промахнулась. Паскаль развернулась еще раз и поехала очень медленно.Въезд должен был быть где-то здесь — она чувствовала это, но найти его немогла, хоть тресни! Казалось, виллу специально прятали от глаз посторонних.

Наконец она остановилась у дома, номер которогопредшествовал нужному ей, и, остановив машину, огляделась. Взгляд Паскальуперся в столбы ворот. Приглядевшись, она увидела проржавевшую жестянуютабличку с номером, болтавшуюся на одном гвозде. Номер совпадал.

Кроме того, на табличке было написано: «Coup de Foudre», чтов переводе с французского означало «удар молнии» или — в переносном смысле —«любовь с первого взгляда».

— Странно!.. — вслух произнесла обескураженнаяПаскаль. — Наверное, это какая-то ошибка?!

Между тем сгустились сумерки, и она решилась. Тронув машинус места, Паскаль свернула на извилистую подъездную аллею и медленно поехалавперед, лавируя между разросшимися кустами, ветви которых со скрежетом царапаликрылья машины. С каждой минутой в ней нарастали беспокойство и тревога.Насколько она помнила, на фотографиях ворота виллы выглядели совсем не так, даи подъездная дорожка была ровнее. О-ох!.. Машина подскочила на очередном ухабе,и Паскаль едва не прикусила язык. Аллея явно была не в идеальном состоянии, ктому же она заросла не то травой, не то кустарником — таким высоким, чтоПаскаль приходилось его объезжать. Нестриженые живые изгороди, выхваченные изполумрака светом фар, выглядели как декорации для съемок фильмов ужасов, и вдуше Паскаль шевельнулось недоброе предчувствие. Стараясь справиться с ним,Паскаль нарочито громко рассмеялась, и… смех замер у нее на губах, когда она впоследний раз повернула и увидела наконец дом.

Ничего подобного Паскаль не ожидала. Роскошная вилла,которой они любовались на снимках, на деле оказалась довольно ветхим особнякомв средиземноморском стиле. Облупленные стены заросли плющом, переплетыбалконных окон почернели от дождей, мраморные перила крыльца покрылись паутинойтрещин, а ступени были стерты и осыпались.

Паскаль машинально нажала на тормоз. Переваливаясь накочках, машина прокатилась еще несколько метров и встала, но Паскаль продолжаласидеть на месте, в немом изумлении разглядывая дом. Судя по всему, он былпокинут уже довольно давно — не два года назад, как ее уверяли, а годах этак впятидесятых. Примерно тогда же были сделаны и фотографии, которые так очаровалиПаскаль и ее друзей.

«Но ведь это же мошенничество!» — подумала она, в отчаянииразглядывая газон перед входом. Трава на нем была почти по пояс высотой. Изтравы выглядывала облезлая деревянная мебель и заржавленный остов садовогозонтика над столом из кованого железа, глядя на который Паскаль невольноподумала — человеку, который рискнет за ним позавтракать, придется сделать уколпротив столбняка. Все вместе снова напомнило ей декорацию к какому-тофантастическому фильму, и Паскаль захотелось спросить, уж не шутка ли это.

Но спросить было не у кого, к тому же здравый смысл подсказывалей, что шутками здесь и не пахнет. Это и была та самая «очаровательная вилла наберегу Средиземного моря», которую они сняли за такие большие деньги. «Любовь спервого взгляда»?.. Как бы не так! Скорее уж «Удар молнии» — удар, поразившийсаму Паскаль.

— Merde! — негромко выругалась она, открываядверцу машины и боязливо спуская в траву ноги. Почему-то ей подумалось, чтоздесь могут водиться змеи. Впрочем, у нее еще оставалась слабая надежда, чтовнутри особняк выглядит лучше, чем снаружи, хотя это и было маловероятно.

Поминутно оступаясь в кротовые норы, Паскаль заковыляла подорожке к дому и поднялась на крыльцо. Оно было увито длинными плетямиодичавших роз. Аккуратные цветочные клумбы перед верандой исчезли, наверное,уже много лет назад. Фонарь над крыльцом не горел, и Паскаль некоторое времяшарила руками по стене, пытаясь нащупать звонок и жалея, что не догадаласьпосигналить. Она помнила, что на вилле постоянно живут горничная и садовник.Что это за садовник, изумилась она, который так запустил сад, к тому же они обадолжны были ждать ее, так как перед отъездом из Парижа Паскаль дала телеграмму,сообщая о своем приезде. Наконец она нащупала дверной молоток и постучала.

Но ей никто не открыл. На ее стук откликнулась только целаясвора собак (судя по лаю, штук сто, не меньше), которые звонко лаяли где-то вдальних комнатах особняка, и Паскаль постучала сильнее. Прошло добрых пятьминут, прежде чем до ее слуха донесся звук шагов. Дверь отворилась, и Паскальувидела перед собой невысокую женщину с целой шапкой мелко завитыхобесцвеченных волос, которые стояли дыбом и напоминали парик. Такие парикиможно было увидеть только в самых тупых американских комедиях шестидесятыхгодов. Личико у женщины было круглым, как маленькая луна, а крошечные глазки напоминалибусинки.

Кажется, горничную звали Агатой, припомнила Паскаль и, струдом оторвав взгляд от ее волос, сказала по-французски:

— Я — Паскаль Донелли. А вы, вероятно, Агата?..

— Oui, c'est moi. Да, это я, — отозваласьгорничная, и Паскаль почувствовала себя глупо. В самом деле, кто же еще это могбыть? Только теперь она разглядела, что на Агате надет очень тесный топик, лишьчудом сдерживавший напор пышного бюста. Белевший в полумраке округлый, дряблыйживот нависал над самыми короткими шортами, какие Паскаль когда-либоприходилось видеть. Только ноги у нее были красивыми, но обута она была вбосоножки на каблуках длиной в добрых шесть дюймов. В пятидесятых годах такиетуфли назывались «небоскребами», но с тех пор мода ушла далеко вперед.

Щурясь от дыма сигареты без фильтра, торчавшей из уголканебрежно накрашенных губ, Агата без малейшего интереса разглядывала гостью.Вокруг ее щиколоток вертелись и прыгали три небольшие белые собачки, в которыхПаскаль признала карликовых пуделей. Пудели были безупречно подстрижены и — вотличие от хозяйки — выглядели так, словно только что вернулись изпарикмахерской. На шее у каждого красовался крошечный розовый бантик.

Словом, зрелище было еще то, и Паскаль несколько мгновениймолча таращилась на Агату, пытаясь определить ее возраст. На вид ей было подпятьдесят, может быть, больше, но кожа на ее маленьком круглом личике казаласьупругой и гладкой.

Тем временем один из пуделей попытался укусить Паскаль заногу, второй вцепился в туфлю, и она невольно попятилась.

— Послушайте, что все это значит?! — вырвалось унее.

Агата лениво пожала круглыми плечами.

— Это мои песики. Не бойтесь, они вас не тронут, —проговорила Агата, не сделав ни малейшей попытки отогнать своихлюбимцев. — Так значит, вы — мадам Донелли?.. Что ж, в таком случае —проходите…