Книга Mon Agent - Андрей М. Мелехов

— Ты не боишься, что он успеет сделать что-то страшное и непоправимое, пока ты ищешь его своими силами?

— У Института хватит сил, — с некоторым напряжением сказал Богомол, — а если мне потребуется помощь военной разведки, я тут же обращусь к тебе, мой старый друг!

— Хорошо! На этом и остановимся! — Давид не ожидал ничего другого. — Кстати, ты уже знаешь о первых результатах расследования похищения посланца из шара?

— Да, мне сообщили из Шин Бет, что на одной из гильз обнаружили отпечаток пальца. Ишмаэлитов только могила исправит! Насколько я понимаю, этот боевик был убит палестинцами во время очередного рейда? Что ж, по крайней мере, теперь понятно, кто за этим стоит! Рано или поздно найдём и всех остальных! Ты же знаешь!

Давид кивнул. Действительно, убитый накануне исламский радикал умудрился оставить свой смазанный отпечаток на одной из гильз, найденных на месте преступления в Центральном госпитале. Давида смущало лишь то, что, согласно инициированной им и тайно проведённой медицинской экспертизе, «убитый» палестинской полицией террорист был уже мёртв, когда в него разрядили половину автоматного рожка. После обнаружения этого факта его подозрения в отношении организации Богомола лишь усилились.

— Мы будем держать в курсе англичан и американцев? В конце концов, если что-то произойдёт, то произойдёт с ними! Ты же помнишь 83-й!

Богомол хорошо помнил 1983 год. Тогда избранные, решившие проучить американцев, не стали сообщать им о готовящемся нападении на казармы морских пехотинцев в Ливане. Палестинский террорист-смертник, въехавший в здание на грузовике со взрывчаткой, погиб сам и похоронил под развалинами не только две с половиной сотни американских солдат, но и прежде доверительные отношения между ЦРУ и Моссадом.

— Давид, — наконец произнёс он, — мы сделаем всё, чтобы это «что-то» не произошло! И если я почувствую, что нам нужна их помощь, я тут же сообщу им обо всём. Но не ранее! В конце концов, мы и так сделали то, о чём они совсем недавно не могли и мечтать: создали единое государство с палестинцами, а наши с тобой ведомства вот-вот прекратят существование! Не хватит ли для начала?

Давид снова кивнул. Он уже решил, что на каком-то этапе сам устроит утечку информации американцам и англичанам. Сидевший напротив соотечественник был таким же ненормальным, как и тот, за кем он собирался охотиться в Лондоне. «О, Адонай, — с тоской подумал Давид, — избавь нас от таких патриотов! Научи мой народ любить соседей и избавляться от своих собственных ренегатов!» Произнеся про себя эту импровизированную молитву, он обнялся с тем, кого, будь на то его воля, посадил бы в сумасшедший дом, и вышел в испепеляющую жару израильского лета.

* * *

Возле уже упомянутой нами Лондонской мечети, в которой нашёл свой скромный приют Бородач-«нелегал» из Стоунхенджа, в ожидании вечерней молитвы топтался небогато одетый молодой человек, похожий на выходца с Ближнего Востока. Ничего примечательного не было ни в его одежде не по размеру (скорее всего бесплатно выданной муллой), ни в горбатом, как клюв птицы, характерном носу, ни в маслянистых печальных глазах, в которых, казалось, отражалась вся его нелёгкая жизнь. В общем, он был похож на сотни или даже тысячи таких же беглецов, решивших предпочесть тоску по родной стране тоске проживания в ней. Но этот обладатель смуглой кожи и тёмных глаз имел и одно невидимое миру, но важное отличие. Он являлся представителем нации, очень близкой по происхождению и крови к ишмаэлитам, но в то же время пока ещё очень далёкой от них. Парень в подержанной одежде был агентом Института.

Лавочник-ливанец, который когда-то и привёл Бородача в мечеть клерика, мечтающего о джихаде, был общителен и даже, прямо скажем, болтлив. Это его качество особенно проявлялось, когда он нарушал одно из правил ислама и позволял себе опрокинуть пару-тройку порций обжигающего напитка, называемого виски. Обычно подобным образом он грешил в непритязательном заведении с обшарпанной вывеской начала 80-х, когда-то гордо гласившей красными неоновыми буквами «Babylon» («Вавилон»). За двадцать прошедших лет три последние буквы перегорели и в ночи двусмысленно светилось лишь «Baby» («Малышка»). Так здесь и называли эту грязноватую, но популярную харчевню. Популярность основывалась на низких ценах, соблюдении одного запрета — есть свинину — и полным несоблюдением другого — пить спиртное. Посетители с характерным акцентом коротали время за потемневшими от времени и жира пластиковыми столами. Под потолком медленно, как и полагается на Востоке, крутился вентилятор времён первой высадки на Луне. На его загаженных лопастях спали нисколько не потревоженные движением жирные мухи. Тут-то, вдали от мечети и семьи, наш лавочник, как всегда окосевший уже после второй порции ячменного самогона, в один прекрасный вечер рассказал о бородатом незнакомце, похожем на «сам знаешь кого». Почтенный собеседник, дружелюбно кивавший головой в такт непрерывному потоку речи пьяного торгаша, не стал выяснять подробности указанной встречи. Честно говоря, он не особенно-то и поверил болтливому толстяку, имевшему прочную репутацию бессовестного вруна. Но, будучи по происхождению ливанским избранным и сотрудничая с Институтом на добровольной основе в качестве помощника-«саяна», он всё же передал услышанную информацию куда надо.

Посланный вскоре после этого молодой человек из местной резидентуры Моссада топтался возле мечети уже второй день и опасался, что бдительный мулла может наконец вызвать полицию, которая проверит его личность. Почти неизбежным следствием этого стал бы газетный скандал и очередная публичная дискуссия на тему активности спецслужб избранных на территории Объединённого Королевства. Вдобавок, молодому человеку было жалко своего времени, так как в душе он подозревал, что ничего, кроме мозолей от обуви не по размеру, он здесь не добудет. Уже собираясь зайти в мечеть, где вот-вот должна была начаться молитва, он обернулся и поднял глаза. И тут на него натолкнулся пожилой араб с добрым взглядом и удивительно знакомым лицом. Агент Института непроизвольно открыл рот: старик в традиционном бедуинском плаще был как две капли воды похож на главного врага всего свободного мира и страны избранных. Рука молодого человека непроизвольно потянулась к пистолету, но он тут же одёрнул себя: во избежание всё тех же скандалов оружия-то у него с собой и не оказалось.

Бросив дружелюбный взгляд на лицо молодого человека, старик пробормотал по-арабски обычное витиеватое извинение, а потом, к полному изумлению уже и так ошарашенного неожиданной встречей агента Института, остановился, приложил необычайно тёплую ладонь к его плечу и сказал:

— Мир тебе, человек Книги!

Услышав это традиционное для раннего ислама обращение к избранным, «человек Книги» обмер от страха. Он не просто случайно наткнулся на самого опасного террориста планеты. Вдобавок тот откуда-то знал, кто он такой! Взгляд моссадовца заметался по сторонам, ожидая увидеть выбегающих из тёмных подворотен людей в чёрных масках с кинжалами и пистолетами в руках. Но ничего страшного не произошло, а Бородач, ещё раз приветливо кивнув ему, заторопился в мечеть на призывный глас муэдзина со специально записанного компакт-диска. Через некоторое время, после доклада на конспиративной квартире о своей встрече и внезапном разоблачении, агент пошёл принять душ. Ему требовалось срочно смыть пот жаркого лета и испытанного ужаса. Автоматически посмотрев на своё отражение в зеркале ванной комнаты, он в который раз за этот неудачный день вздрогнул и повернулся, чтобы получше разглядеть свою руку. Нет, он не ошибся — у него действительно исчезло огромное родимое пятно на плече, которое он помнил так же долго, как и самого себя. Он потрогал участок теперь абсолютно чистой смуглой кожи и, как ему показалось, вновь почувствовал тепло ладони пожилого араба. Агент тихо обратился к Адонаю. Его молитва оказалась бы ещё более жаркой, если бы он знал, что исчезнувшее родимое пятно три недели назад превратилось в злокачественную опухоль и начало стремительно давать метастазы.