Книга Известие о похищении - Габриэль Гарсиа Маркес

Ее глаза блестели надеждой. Я не могла говорить. Потом, опустив голову, глубоко вздохнула и ответила:

– Нет. Только я.

– Я так рада! – воскликнула Диана. – Я знала, что так и будет».

В дневнике Диана записала: «В сердце кольнуло, но ей я сказала, что очень рада за нее и что она может ехать спокойно». Диана отдала Асусене заранее написанное письмо для Нидии, в котором просила ее провести Рождество с детьми. Асусена разрыдалась, Диана обняла ее, стараясь успокоить. Потом проводила подругу до машины, и они вновь обнялись. В последний раз сквозь стекло Асусена видела, как Диана махнула рукой на прощанье.

Спустя час, в машине по пути в аэропорт Медельина, откуда Асусене предстояло вылететь в Боготу, она услышала по радио, как корреспондент спрашивает ее мужа, чем он занимался, когда узнал об освобождении супруги. Ответ прозвучал искренне:

– Я писал стихи, посвященные Асусене.

Мечта супругов сбылась – они вместе отметили 16 декабря, четвертую годовщину свадьбы.

В это же время Ричард и Орландо, уставшие ночевать на полу вонючего застенка, убедили охранников перевести их в другое помещение. Их отвели в комнату, где раньше сидел закованный мулат, о котором больше никто ничего не слышал. К своему ужасу пленники обнаружили на кровати большие пятна крови – свидетельства медленных пыток или избиений жертвы.

Об освобождении коллег оба узнали из радио– и телепередач. Охранники уверяли, что следующими будут они. Ранним утром 17 декабря босс по кличке Старик, как потом оказалось, все тот же дон Пачо, навещавший Диану, без стука вошел в комнату Орландо и приказал:

– Оденьтесь поприличнее, вы уезжаете.

Пленник успел только побриться и одеться, ему даже не дали времени найти и предупредить бродившего по дому Ричарда. Орландо снабдили заявлением для прессы, надели очки с закрашенными линзами, затем сам Старик совершил с ним ритуальную поездку по медельинским кварталам, дал пять тысяч песо на такси и высадил на небольшой площади, названия которой Орландо не запомнил, потому что плохо знал город. Был прохладный, солнечный понедельник, девять часов утра. Безуспешно останавливая занятые такси, Орландо не верил своим глазам и все время думал, что похитителям гораздо дешевле было убить его, чем отпускать живым на свободу. Из первого же автомата он позвонил жене. Лилиана как раз купала сына и подошла к телефону с мыльными руками. Она услышала чужой, спокойный голос:

– Малышка, это я.

Думая, что это глупый розыгрыш, она хотела повесить трубку, но тут узнала голос мужа и вскрикнула: «Господи Боже мой!». Орландо очень спешил и успел только сообщить, что находится в Медельине, но к вечеру прилетит в Боготу. Остаток дня Лилиана, потеряв покой, переживала, что не сразу узнала его голос. Хуан Витта после освобождения рассказывал ей, что Орландо очень изменился в плену, что его трудно узнать, – но она никак не предполагала, что это относится и к голосу мужа. Еще большее потрясение ожидало ее вечером в аэропорту, когда она пробилась сквозь толпу журналистов, и какой-то незнакомец вдруг поцеловал ее. Это был Орландо – располневший и бледный после четырех месяцев плена, с черными, жесткими усами. Не сговариваясь, супруги загадали: как только встретятся, сразу заведут второго сына. «Вокруг было столько народу, что в первую ночь нам это не удалось, – с улыбкой вспоминает Лилиана. – На следующий день от волнения тоже ничего не получилось», И все же они с лихвой наверстали упущенное время: через девять месяцев после третьего дня свободы у них появился мальчик, а еще через год – двойня.

Череда освобождений вселила надежду в сердца остальных пленников и их родственников, хотя Пачо Сантос по-прежнему считал, что лично ему все это не сулит ничего хорошего. Пабло Эскобар просто избавлялся от лишних проблем, мешавших лоббировать в Ассамблее проекты о помиловании и отмене экстрадиции, оставляя в руке трех тузов: дочь экс-президента, сына редактора главной газеты страны и свояченицу Луиса Карлоса Галана. Беатрис и Марине освобождения вернули надежду, но Маруха предпочитала не делать поспешных выводов. Она совсем пала духом, и наступавшее Рождество лишь усугубляло ее пессимизм. Маруха вообще не любила обязательных общих праздников: никогда не наряжала елки, не рассылала подарков и поздравительных открыток, а рождественские гулянья, когда все кругом поют, потому что им грустно, или плачут, потому что счастливы, и вовсе представлялись ей удручающим зрелищем. На Рождество майордомо с женой приготовили отвратительный ужин. Скрепя сердце, Беатрис и Марина решили принять в нем участие, а Маруха выпила двойную дозу снотворного и наутро ни о чем не жалела.

В следующую среду еженедельная телепередача Алехандры была посвящена рождественскому вечеру в доме Нидии, куда пригласили всю семью Турбай во главе с экс-президентом, Альберто Вильямисара и других родственников Марухи. На переднем плане сидели дети – оба сына Дианы и внук Марухи, сын Алехандры. Маруха не сдержала слез: когда в последний раз она видела внука, он едва лепетал, а теперь болтал вовсю. В конце передачи Вильямисар медленно и подробно рассказал о состоянии и ходе переговоров с похитителями. Впечатление от увиденного Маруха оценила одной фразой: «Все выглядело прекрасно и ужасно».

После рассказа Вильямисара Марина воспрянула духом. В ней вдруг проснулись доброта и истинное благородство. Со сноровкой настоящего политика, которой раньше в ней не замечалось, она теперь жадно слушала и комментировала все новости. Проанализировав последние указы, Марина пришла к выводу, что шансы на освобождение как никогда велики. От этого она почувствовала себя значительно лучше и вопреки правилам заговорила в полный голос, оказавшийся красивым и приятным.

Тридцать первого декабря Марина ждала с нетерпением. Дамарис принесла завтрак и объявила, что Новый год они встретят по всем правилам, с традиционным шампанским и свиным окороком. Услышав это, Маруха представила, какую печальную ночь ей предстоит провести вдали от семьи, и впала в отчаяние. Беатрис тоже предалась унынию. Настроение у обеих было далеко не праздничное. Но Марину новость привела в полный восторг, она не жалела слов, чтобы поднять настроение не только подругам, но и охранникам.

– Будем справедливы, – говорила она Марухе и Беатрис. – Они тоже оторваны от дома, так давайте позаботимся, чтобы все мы встретили праздник в приятной атмосфере.

В ночь похищения Марине вместо ночных рубашек выдали три футболки, но пользовалась она только одной, а две другие хранила в мешочке. Позже, когда привезли Маруху и Беатрис, все три носили тюремную униформу: спортивные костюмы, которые стирали каждые пятнадцать дней.

До вечера 31 декабря о футболках никто не вспоминал, но теперь Марину охватил новый порыв энтузиазма. «Есть предложение, – обратилась она к подругам. – Вот три наши ночные рубашки, давайте наденем их на счастье в новом году».

– Ну, дорогуша, какого цвета ты выбираешь? – спросила она Маруху. Маруха ответила, что ей все равно. Тогда Марина сама решила, что подруге больше подойдет зеленая. Беатрис она отдала розовую, а себе оставила белую. Потом вытащила из мешка косметичку и предложила подкрасить друг друга. «Чтобы сегодня вечером мы выглядели неотразимо». Марухе хватило одного переодевания, и она съязвила: