Книга В поисках Черного Камня - Ирина Медведева

Эх, яблочко,

Куда ж ты катишься,

В ГубЧК попадешь —

Не воротишься!

Естественно, что в Шимле никто не знал русского языка, но зрители единодушно сходились на том, что у панды великолепное чувство ритма и превосходная дикция. Монеты дождем сыпались в шляпу, с которой цыган обходил публику.

Несмотря на головокружительный успех, Юнь Чжоу довольно быстро охладел к артистической карьере. Однажды ночью, освободившись от ошейника, он снова ушел в Гималаи собирать древние легенды и предания.

Юнь Чжоу научил аскета и меня танцевать гопак, и впервые за миллионы лет многое повидавшие на своем веку суровые вершины Гималаев стали свидетелями того, как йог, бамбуковый медведь и бенгальская крыса лихо отплясывают национальный украинский танец перед покачивающейся и отбивающей хвостом такт коброй.

– «Эх, яблочко», – разносились по округе удалые слова песни, многократно отражаясь эхом от мрачных утесов и неприступных скал.

Никогда в жизни я не был так счастлив. Я мечтал остаться в горах навсегда, но однажды Юнь Чжоу сказал, что нам пора отправляться в путь, что Обретший Мудрость ждет меня в Долине Бессмертных и хочет поговорить со мной о черном камне.

Путь в Долину Бессмертных проходил через Звериный Рай. Таких изумительных мест мне еще видеть не приходилось. Даже красота Гималаев померкла рядом с ними, как бледная копия перед картиной великого мастера. Но еще удивительней оказались обитатели Звериного Рая. Впрочем, вы сами все это увидите, если сможете вернуть Чинтамани Обретшему Мудрость.

Несколько дней мы с Юнь Чжоу путешествовали по Звериному Раю и, наконец, добрались до долины Бессмертных.

– Взгляни на вершину этого холма, – сказал Юнь Чжоу, указывая лапой направление. – Там находится дом Обретшего Мудрость.

Повернувшись, я увидел окруженную кипарисами высокую китайскую пагоду с расположенными одна над другой семью покатыми изогнутыми крышами.

«Как красиво», – хотел сказать я, но не успел.

Жуткий душераздирающий крик ударил по моим барабанным перепонкам. Я зажал лапами уши, но звук прорвался сквозь них, как лезвие меча сквозь бумажную японскую ширму. Тональность звука стремительно повышалась. Теперь это был свист на предельно высоких частотах.

– Ложись! – отчаянно завопил Юнь Чжоу.

Плюхнувшись на траву, бамбуковый медведь попытался засунуть голову в норку сурка, но нора была слишком узкой, и голова на полдороге застряла.

Я упал на землю рядом с ним. Вырвав два пучка травы, я засунул их в уши, но и это не помогло.

Казалось, что крик никогда не прекратится. Он разрывал барабанные перепонки, проникал в глубину моего тела, заставляя вибрировать каждую его клеточку. Казалось, еще мгновение, и звук разорвет меня на кусочки. Мысленно я уже прощался с жизнью, когда крик неожиданно прекратился. Я был настолько измучен, что остался лежать, бессильно распластавшись по земле, не в силах пошевелить не то, что лапой, а даже кончиком хвоста.

Юнь Чжоу с трудом высвободил голову из норы, в которой нервно пищал испуганный сурок, поднялся и в бешенстве огляделся по сторонам. Обычно спокойного бамбукового медведя было просто не узнать. Его глаза метали молнии, пушистая черно—белая шерсть встала дыбом. Воздев передние лапы к небу, панда угрожающе потряс ими в воздухе.

– Значит, ты так встречаешь гостей! – завопил он, адресуясь к пагоде. – Я не прощу тебе этого, проклятый китаец. Или это грязная месть за твои последние проигрыши в го? Больше я не намерен терпеть твои издевательства. Я отомщу тебе, и месть моя будет ужасна!

Неожиданно в лапе панды блеснула сталь. Это был короткий изогнутый нож, напоминающий уменьшенную копию японского меча. Откуда он взялся, я так и не понял.

«Фокус, наверное», – подумал я, и собрался было спросить, что привело панду в такую ярость, но Юнь Чжоу не предоставил мне этой возможности.

– Прощай, негодяй, – с пафосом воскликнул он. – Я отомщу тебе в лучших традициях японских самураев. Истинный самурай, желая поквитаться с обидчиком, делает себе харакири[14]и, вынув свои кишки, бросает их ему в лицо. Жаль, что твое лицо находится слишком далеко от меня. Поэтому приди сам и посмотри на мои растерзанные внутренности.

Прежде, чем я понял, что он собирается сделать, бамбуковый медведь взмахнул мечом и резким движением вспорол себе живот.

Кровь фонтаном хлынула в нору многострадального сурка, а мой друг выронил меч и бездыханным повалился на землю. Охвативший меня ужас превосходил все пределы. С диким криком я бросился к распростертому телу Юнь Чжоу и схватил его за лапу, пытаясь нащупать пульс. Это было бесполезно. Бамбуковый медведь был мертв. Все поплыло у меня перед глазами, и я потерял сознание.

Очнувшись, я долго не мог понять, что со мной происходит, и где я нахожусь. Глаза застилала туманная пелена. Когда она немного рассеялась, я увидел, что мир вокруг меня перевернулся вниз головой. Мучительно болел хвост. Через несколько минут мои глаза пришли в фокус, и я сообразил, что перевернулся не мир, а я.

Покачиваясь из стороны в сторону, перед моими глазами медленно проплыла китайская пагода с семью крышами. Это означало, что я все еще нахожусь в Долине Бессмертных. Мое тело продолжало поворачиваться вокруг своей оси, и в поле моего зрения попало смуглое человеческое лицо, выражение которого не сулило мне ничего хорошего. Удерживая пальцами за хвост, меня внимательно разглядывал мужчина весьма экзотического вида.

Недоверчиво оглядев его с ног до головы, я усомнился в собственном рассудке. Менее всего я ожидал встретить в Долине Бессмертных такого человека. Мужчина был одет в салатово-красный тренировочный костюм с маркой «Адидас» и белые кроссовки фирмы «Найк». Его шею украшал канареечно-желтый шелковый платок с изображением трех поросят.

Выглядел мужчина лет на тридцать-тридцать пять. На гладко выбритом лице выделялись умные миндалевидные глаза. Форма носа и лба выдавала явную принадлежность к арийской расе, но глаза, смуглая кожа и высокие, заметно выступающие скулы свидетельствовали о примеси китайской крови.

Заметив, что я очнулся, незнакомец очень удивился.

– Надо же, какая досада, – поморщился он. – Я был уверен, что ты мертв, и собирался сделать из тебя чучело для своей коллекции. Мне как раз не хватает бенгальской крысы. Впрочем, это досадное недоразумение нетрудно исправить.

От ужаса у меня закружилась голова и похолодели лапы.

– Кто вы? – спросил я слабым голосом.

– Охотник, – ответил мужчина.

Запихнув меня в карман своего шикарного спортивного костюма, он застегнул молнию.

– А где же ваше ружье? – повысив голос, чтобы он меня услышал, продолжил расспросы я.

На одной из политинформаций моего папы я узнал, что политические деятели, которых берут в заложники, должны попытаться установить личные, а то и дружеские контакты с террористами. В некоторых случаях это помогает им сохранить жизнь.