Книга Утром деньги, вечером пуля - Наталья Александрова

Так вот, он собирает свои модельки из таких же маленьких кусочков, так что для него это занятие вполне привычное.

И вот он, сосредоточенно пыхтя, принялся раскладывать на столе бумажные клочки, подбирая их друг к другу, как детали пазла. А Бонни устроился возле него, положил свою лобастую голову на край стола и внимательно следил за работой.

Вот ведь что интересно: если я занимаюсь каким-нибудь важным, требующим внимания делом, он непременно будет мне мешать всеми силами, путаться под ногами, дышать мне в ухо, совать нос в самые неподходящие места и, в конце концов, добьется, что я брошу свое занятие и пойду с ним гулять. А дяде Васе он совершенно не мешает, даже пытается как-то помогать! Действительно, дядя Вася не глядя протянул тюбик клея, сказал непонятно кому: «Держи!» – и Бонни осторожно прихватил этот тюбик огромными зубищами!

– Дядя Вася, – проговорила я недовольно, – мало того что вы перекармливаете Бонни, вы из него еще и токсикомана сделаете! Собаке нельзя нюхать клей!

– Кальций полезен для костей, – ответил дядя Вася, по-моему, совершенно невпопад.

Скоро сосредоточенное пыхтение сменилось негромким фальшивым пением. Дядя Вася вполголоса затянул песню из старого советского фильма про «огней так много золотых на улицах Саратова». Я его уже успела изучить и знала, что он начинает петь песни из старых кинофильмов, когда у него дело идет на лад и очередная модель постепенно приобретает законченный товарный вид.

Поэтому и сейчас я очень удивилась и заглянула через его плечо – неужели он умудрился навести порядок среди крошечных бумажных клочков?

И что вы думаете? На белом листе постепенно складывался кусок газетной статьи! Во всяком случае, уже получалось прочесть несколько связных слов и даже фраз – я прочитала слова «победитель конкурса» и «оригинальная трактовка».

– Погоди, погоди, тезка! – проговорил дядя Вася, прекратив пение. – Еще рано смотреть, еще не все сложилось… Вот этот кусочек никуда не подходит… Ну-ка, дай клей…

Он взял из пасти Бонни тюбик, мазнул очередной бумажный обрывок и приложил его к остальным.

– Ну вот, так-то лучше! – проговорил он удовлетворенно и снова затянул: – Парней так много холостых, а я люблю женатого…

Очень трогательная песня, особенно в исполнении старого мента!

Но тут, как будто этого было недостаточно, Бонни принялся ему подпевать. Видимо, когда дядя Вася забрал у него клей и пасть Бонни освободилась, мой четвероногий друг решил, что просто обязан подпевать отставному милиционеру. Точнее, подвывать. Он у меня вообще очень музыкальный, только соседи почему-то очень негативно относятся к его вокальной манере. Да и на мою нервную систему его пение действует разрушительно.

– Прекратите, – взмолилась я, – а то, боюсь, кто-нибудь вызовет психиатрическую перевозку…

– А мы что? – невинным голосом отозвался дядя Вася. – Мы уже все, мы, можно считать, уже закончили! Правда, Бонечка?

Бонни громко захлопнул пасть, сглотнул слюну, и в доме наступила долгожданная тишина.

Дядя Вася мазнул клеем последний кусочек бумажного пазла, прилепил его на свободное место и отстранился, чтобы полюбоваться своей работой.

– Ну вот, смотри, как хорошо получилось! – проговорил он с законной гордостью, – все кусочки легли. А ты еще сомневалась!

Я снова перегнулась через его плечо и посмотрела на результаты титанического труда.

Они действительно впечатляли.

Перед нами на белом листе находился полностью восстановленный кусок газетной статьи. Правда, без начала и без конца, без заголовка и без подписи.

– Теперь бы понять, какой во всем этом смысл, – проговорила я задумчиво.

– Для начала почитаем, – отозвался дядя Вася и начал читать с выражением:

– …оригинальный подход режиссера к тексту постановки. Если в случае удачной прошлогодней премьеры маэстро из двухтомного романа Льва Николаевича Толстого сделал короткий одноактный спектакль, в котором роль Анны Карениной отошла на второй план, а в центре действия оказалась трагическая судьба лошади Фру-Фру, то представленная в этом году полномасштабная трехактная драма создана на основе короткой записки того же Льва Толстого жене, где классик просит Софью Андреевну приготовить на обед его любимую капустную запеканку с грецкими орехами. Из этой маленькой записки, которой до сих пор не придавали значения специалисты по творчеству Толстого, режиссер сумел сделать мощное драматическое полотно, в котором отразил семейный конфликт великого писателя, вечную борьбу светлого мужского начала «ян» и темного женского «инь», а также нелегкую судьбу убежденного вегетарианца в условиях дореволюционной России, культура которой была ориентирована на традиционные ценности мясной кухни.

Особенно яркий образ создал молодой актер Семиухов, блистательно исполнивший роль грецкого ореха (на фотографии он стоит слева от режиссера). Эта роль выдвинута на соискание премии «Золотой респиратор» в номинации «Лучшая роль среднего рода». Также выдвинута роль второй десертной ложки (актриса Анфиса Ведерникова) в номинации «Женская роль второго плана». Сам маэстро не сомневается в победе спектакля на ежегодном конкурсе театрального мастерства, он считает, что премия уже у него в кармане…

Дальше текст отсутствовал.

– Вот и все, – дядя Вася развел руками. – Все кусочки, какие были, я подклеил.

– И что все это значит? – Я подняла глаза от статьи и встретила проникновенный взгляд Бонни. – И почему ей понадобилось изрезать эту статью на мелкие кусочки?

– Главное дело, ни начала нет, ни конца, ни фотографии… – проговорил дядя Вася, изучая края составленной статьи. – Она все это отрезала аккуратно, ножницами, видишь, какие края ровные… Ох, тезка, не случайно все это.

– Да уж, насколько я могу представить, Щукина ничего просто так не делает… – согласилась я, – для чего-то ей эта газетная вырезка понадобилась… Вернее, та часть, которую она отрезала, фотография, что ли…

В этом месте моих размышлений мы с дядей Васей испуганно уставились друг на друга. Сначала были у Щукиной в сумочке снимки Вячеслава Рыбникова, его и убили. А потом другая фотка ей вдруг понадобилась…

– Дядя Вася, надо же что-то делать! – забеспокоилась я. – Может, человеку опасность грозит!

– Да что мы можем-то… – вздохнул он, – когда неизвестно даже, как его зовут и где его искать…

– Это точно… – вроде бы согласилась я, однако мелькнула в голове одна мысль, которой я предпочла с дядей Васей пока не делиться.

– Вот что я сделаю… – Василий Макарович рассеянно погладил Бонни по лобастой головище, – поразведаю насчет этой Щукиной в паспортном столе. Значит, лет ей, ты сказала, двадцать девять, стало быть, восьмидесятого года рождения, а место…

– Место рождения – город Ленинград! – выпалила я, вспомнив свой разговор с дворничихой Любой. – Только, дядя Вася, неужели вы думаете, что она свой собственный паспорт и в доме предъявила, и в зубной клинике?