Книга Малавита - Тонино Бенаквиста

Магги поставила машину перед домом и махнула рукой Винсенту, который стоял у окна и курил сигарету. Она вошла в гостиную, тут же рухнула на диван и закрыла глаза, по-прежнему ощущая, что она только что побывала в Зазеркалье. На обратном пути она невольно вспомнила зал в Ньюарке, который арендовало местное отделение Армии спасения, и где ежедневно собирались бродяги, нищие-бомжи. Деревянные столы, скамейки, и все эти люди, сидящие там часами, спасаясь от уличного холода, скуки, страха перед людьми и особенно голода. Через грязное стекло она заглядывала в этот аквариум нищеты и почти зажимала себе нос, воображая, какая вонь стоит внутри. Пару раз она хотела войти в эту дверь, испытать головокружение при виде самого худшего, и мешала ей сделать этот шаг не боязнь столкнуться с человеческим падением, а странное ощущение, что она в отречении от самое себя зашла дальше их. Эти мужчины и женщины с всклокоченными волосами сохраняли своеобразное достоинство. Она — нет. Принять жизнь и ценности Джованни Манцони значило утратить всякое уважение к себе. Если бы местные оборванцы догадались, какой жизненный крах пережила эта красивая дама в меховом манто, они бы сами подали ей милостыню.

* * *

На выходных титрах Лемерсье вернулся на сцену и взял микрофон, чтобы сообщить несколько общих сведений о фильме и о режиссере. Прежде чем передать микрофон тому, кто захочет подхватить тему, он обернулся к Фреду и пригласил его к себе на сцену. Ему похлопали для бодрости, и, как обычно, первый вопрос задал сам Лемерсье.

— Когда человек живет в Нью-Йорке, ощущает ли он присутствие мафии так, как любит нам показывать американский кинематограф?

Рефлекторным жестом, выражавшим тревогу. Том поднес руку к кобуре.

— Присутствие мафии? — повторил Фред.

Он едва понимал вопрос, слишком абстрактный для него, — это было все равно, что спросить у него, ощущает ли он небо над головой или землю под ногами. Онемевший, с микрофоном в руке, он почувствовал, что выглядит смешно, и принял задумчивый вид.

Присутствие мафии…

Ален понял это как некую робость, связанную с языковым барьером, и пришел ему на помощь.

— Типов, вроде трех гангстеров из фильма, можно встретить на улице?

Можно ли их встретить на улице?

За этим вопросом Фред увидел пропасть, которая навечно отделила его от остального человечества, от тех, кто ходит по правильной стороне тротуара. Фигура гангстера завораживала честных людей, но исключительно в качестве ярмарочного монстра.

Квинтильяни чуть не поднял руку, прося слова. Не чтобы положить конец этому балагану, а чтобы прийти бедняге на помощь. Это тебе не то что в одиночку сидеть на веранде и корчить из себя умника, рассказывать свою правду по ночам, старой железяке, тоже герой нашелся… А ты ответь за свою гангстерскую жизнь, стоя на сцене перед пятьюдесятью зрителями, с микрофоном в руке, — это как снова встать перед большим судом присяжных. Фред был как мальчишка, который дома считает, что прочесть вслух стихотворение — плевое дело, а оказавшись у доски, забывает, как его зовут.

Публика перешептывалась, возникла неловкая пауза. Ален искал доброе слово ободрения. Можно ли их встретить на улице? Как ответить на такой, на первый взгляд, невинный вопрос, а на самом деле такой прямой? Под огнем взглядов Фред подумал было солгать, заявить, что бандиты невидимы, сливаются с обстановкой, как хамелеоны, так что люди не знают, действительно ли они существуют или вообще они выдумка сценаристов, как ходячие мертвецы и вампиры. На этих словах он распрощался бы со сценой и уполз к себе на веранду, дав слово никогда оттуда не вылезать.

— В начале фильма, в первой сцене в баре, есть тип, который появляется в кадре со стаканом в руке, его не называют по фамилии, он в желтой рубашке с закатанными рукавами и серой жилетке. Этот тип действительно существовал, его звали Винни Капрезе, его можно было встретить в районе Хестера, в кофейне под названием «Кафе Тромбетта». Каждое утро он выпивал чашку крепчайшего эспрессо, и так с восьми лет. Мать варила ему такой кофе перед школой, ей в голову не приходило сделать ему бутерброд, и пацан уходил вот так, проглотив свой эспрессо, и иногда, когда было совсем холодно, она вливала туда каплю марсалы, чтобы сердце в животе не замерзло. Я всегда думал, что так человек и становится убийцей. Из-за таких вот пустяков.

* * *

Несмотря на усталость, Магги не удалось заснуть. Она сняла трубку и предложила сыщикам ночной визит, который они встретили как неожиданное развлечение. Ди Чикко достал три бокала и разлил принесенную Магги бутылку граппы. Она подошла к укрепленной на штативе подзорной трубе и направила ее на еще освещенные квартиры. Без издевательского подглядывания, без малейшей недоброжелательности, Магги, под заинтригованными взглядами федералов, по несколько раз в неделю вела слежку за жителями побережья. Образчик человечества из квартала Фавориток стал ее лабораторией, а шпионство — новым способом добрососедских отношений. Если Фред считал посторонних серой и чуждой массой, то Магги отказывалась верить в кажущуюся заурядность своих соседей.

— Что вас так забавляет, Магги?

— Меня ничто не забавляет, но все интересует. В молодости я все время пыталась свести людей к какой-нибудь категории, функции, чтоб их можно было описать одним словом. Сегодня идея, что общего у нас только исключительность каждого, помогает мне понимать, как устроен мир.

Она направила подзорную трубу на маленький четырехэтажный дом под номером 15, в котором жили четыре семьи и двое холостяков.

— Прадели смотрят телевизор, — сказала она.

— У нее бессонница. Иногда телевизор работает до четырех-пяти часов утра, — сказал Капуто, отхлебывая из бокала.

— Я вот думаю, а нет ли у него любовницы? — добавила она.

— Как вы догадались, Магги?

— Почувствовала.

— Ее зовут Кристин Лафорг, медсестра, тридцать один год.

— Жена знает?

— Ни о чем не догадывается. Кристин Лафорг с мужем даже приходили к ним вчера вечером в гости.

— Подлец!

Крик души, который так часто срывался с ее губ еще дома, в те времена, когда Джованни и его приспешники сумели, так сказать, «узаконить» своих любовниц. Они осмеливались разгуливать с ними по городу, так, что официальным женам часто приходилось самим искать встречи с ними, чаще всего с целью выцарапать им глаза. С тех пор супружеская измена занимала довольно высокую ступеньку в разработанной ею шкале грехов.

Взгляд Магги перебрался на квартиру выше, где ни в одном окне не было света.

— Патрик Ру ушел в гости?

— Нет, он начал вчера свой тур по Франции, — ответил Ди Чикко.

Магги, как энтомолог, наблюдала за своими подопытными, за их взаимодействием. Изредка ей случалось самой вмешиваться в их жизнь, чтобы ускорить события.

Патрик Ру, мужчина пятидесяти одного года, разведенный, работающий завхозом в частной школе, только что взял неоплачиваемый годичный отпуск, чтобы осуществить мечту всей своей жизни: объехать всю страну на великолепном мотоцикле с объемом двигателя в 900 кв. см. Зная, что мотоциклисты ценятся очень высоко, Магги предложила ему добавить к документам членскую карточку Французской организации по пересадке органов. Предпринимая такую инициативу, Ру словно бы заговаривал судьбу. А если худшему суждено случиться, мысль о том, что его сердце будет стучать в чужой груди, была ему не противна.