Книга Серафина - Рейчел Хартман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставалось только извиниться. Намереваясь так и сделать, я открыла дверь.
Она тут же ударила меня в лицо, и перед глазами от резкой боли расцвели звезды.
Я попятилась, смутно понимая, что из носа хлынула кровь. Госпожа Котелок стояла в дверях и размахивала огромной книгой — такое она выбрала себе оружие — тяжело дыша, с маниакальным блеском в глазах.
Старушка слегка побледнела, заметив кровь, и я уж было решила, что она сменила гнев на милость.
— Как ты это сделала? — рыкнула она вдруг сквозь зубы, ринулась вперед и пнула меня в голень. Потом снова замахнулась по голове, но мне удалось увернуться; ее рука пронеслась мимо, оставив на своем пути неуместный шлейф запаха сирени. — Почему ты за мной шпионишь?
— Н-г-г-б-д-а! — ответила я. Не самое убедительное объяснение, но я не привыкла разговаривать сквозь реки крови.
Она прекратила меня колотить и закрыла дверь. На мгновение я испугалась, что намечается кое-что похуже, но она смочила кусок ткани в тазу, вручила мне, указав на нос, и уселась на скамейку спинета, ожидая, пока я вытрусь; ее лягушачий рот то сжимался, то растягивался, выдавая всю гамму чувств от отвращения через раздражение к любопытству и обратно. Она, конечно, была теперь полностью одета, такая же степенно-пышная, как обычно.
Как она умудряется сидеть на этом хвосте? Пришлось долго и обстоятельно вытирать кровь с сорочки, чтобы только не пялиться на нее.
— Простите меня, леди, — сказала я, снова прижав покрасневшую ткань к носу. — Я даже не знаю, кто вы.
Ее брови изумленно взлетели.
— Неужели? Ну, а вот я тебя знаю, дева Домбей. Я знакома с твоим отцом. Он отличный юрист, гуманный и добрый человек. — Лицо ее вдруг стало суровым. — Я надеюсь, ты унаследовала его сдержанность. Никому не говори.
— О чем не говорить? Что вы явились ко мне посреди ночи и стали колотить?
Она пропустила эту реплику мимо ушей, разглядывая мое лицо.
— Ты, возможно, не поняла, что видела.
— Возможно, я ничего и не видела.
— Лгунья. Меня привело сюда нутро, а мое нутро никогда не ошибается.
Слово «лгунья» ударило больно; я неловко поерзала на месте.
— Как вы поняли, что за вами следят? Вы меня заметили?
— Нет. Я почувствовала чье-то присутствие… чей-то взгляд на себе? Не могу объяснить… Никогда раньше ничего подобного не ощущала. Это колдовство? Я в него не верю, но, с другой стороны, наверняка есть люди, которые и в такую, как я, не поверят. — Она скрестила руки на своей искусственно пышной груди. — Мое терпение заканчивается. Что это было, и как ты это сделала?
Я помяла окровавленную ткань в ладонях и угрюмо шмыгнула носом; в ноздрях пахло железом. По-хорошему, нужно было дать ей хоть какое-то объяснение — может быть, даже правдивое. Она была полукровкой, как и я, и, должно быть, чувствовала себя такой же ужасно одинокой. Я могла дать ей понять, что она не одинока, всего лишь оттянув рукав и показав ей свою чешую.
Столько раз я мечтала об этом моменте, но теперь, когда он наконец настал, я не могла выдавить ни слова. Вся тяжесть признания камнем опустилась на грудь. Я не могла этого сделать. Что-то обязательно должно помешать. Небеса обрушатся. Я засучу рукав и тут же загорюсь. Но сорочка была не завязана, я высоко подняла руку и позволила широкому рукаву соскользнуть с запястья, открывая руку до самого локтя.
У нее вытянулось лицо, и на одно бездыханное мгновение мне показалось, будто время остановилось.
Она все смотрела, вытаращив глаза, и молчала так долго, что я начала сомневаться, действительно ли видела то, что видела. Может, это была игра света? Или я до того отчаянно хотела найти собрата, что мне все почудилось? Я со стыдом опустила руку и снова укрыла ее рукавом.
— Я не верю, — сказала она наконец. — Других таких нет. Это какая-то уловка.
— Клянусь, это не так. Я… э-э-э… такая же, как вы. — Она не произнесла слова «полудракон», и мне самой тоже какой-то дурацкий стыд не дал его сказать.
— Ты ждешь, что я поверю, будто у тебя есть хвост? — сказала она, вытягивая шею, чтобы заглянуть мне за спину.
— Нет, — ответила я, смущенная ее взглядом. — Только чешуя на руке и на поясе.
Ее губы скривились в усмешке.
— Полагаю, тебе ужасно себя жалко.
У меня запылало лицо.
— Это, наверное, не так критично, как хвост, но я…
— Да-да, бедняжка. Тебе, должно быть, тяжело сидеть, а одежду нужно специально шить так, чтобы казалось, что под ней — обычное человеческое тело. Ты же наверняка прожила много-много лет, думая, что на свете нет ни души, которая тебя поймет. Ах, нет, простите, это я.
Она словно дала мне пощечину. Я ожидала чего угодно, но уж точно не враждебности.
Пожилая леди глядела все так же сердито.
— Это не объясняет, почему ты шпионишь за людьми.
— Я не специально. У меня бывают видения. Но обычно никто в моих видениях не знает о моем присутствии. — Я не стала продолжать. Не стоило ей знать, что я могу видеть ее и по собственной воле; пусть думает, что она такая особенная, залезает ко мне в голову без спросу и одна только умеет меня чуять.
Больше к ней специально заглядывать не стану. Урок я усвоила.
Горечь в ее лице немного смягчилась; по-видимому, причуды моего разума раздражали ее меньше, чем чешуя.
— У меня тоже бывает что-то в этом роде. Я могу предсказывать будущее, но только самое ближайшее. По существу, это сверхъестественная способность оказываться в нужном месте в нужное время.
— Это вы имели в виду под нутром? — рискнула уточнить я.
Она положила руку на свой ватный живот.
— Это не магия; больше похоже на расстройство желудка. Как правило, позывы неясные или очень простые — здесь повернуть направо, не есть сегодня устриц — но я довольно остро почуяла, что сумею найти владельца этих невидимых глаз. — Она наклонилась в мою сторону, и вокруг ее рта прорезались глубокие угрюмые морщины. — Больше так не делай.
— Даю слово! — пискнула я.
— Я не позволю, чтобы ты топталась у меня в голове.
Вспомнив Летучего мыша и Джаннулу, я сумела лишь посочувствовать.
— Если это поможет: я только вижу людей сверху, как воробей. Мысли читать я не могу… иначе знала бы ваше имя.
Выражение ее лица едва заметно смягчилось.
— Дама Окра Кармин, — наклонила она голову. — Я — нинисский посол в Горедде.
Казалось, поток гнева наконец иссушился. Она встала, чтобы уйти, но замерла, положив руку на дверную ручку.
— Прости меня, если я повела себя недипломатично, дева Домбей. Я плохо воспринимаю сюрпризы.
«Плохо» — это еще очень мягкое описание, но я кивнула: