Книга Чумные истории - Энн Бенсон

Эрнандес достал из мешка буханку хлеба, и они умяли его, оставив разве что крошки. Закусили сушеными фигами, так что обед удался на славу, и Алехандро даже подумал, что никогда не ел так вкусно. Под конец они наполнили свежей водой фляги и напились про запас так, что едва не лопнули.

— Клянусь, теперь я ни за что не проеду мимо воды, не напившись, — сказал Алехандро, вспоминая, как его измучила жажда за три дня в монастырской темнице. И отер рукавом рубахи влажные губы.

— Тогда ты и мимо куста не пройдешь, не пометив.

К своему удивлению, Алехандро расхохотался. Вытянувшись на попоне, измученный долгой скачкой, с желудком, отяжелевшим от доброй пищи и свежей воды, Алехандро лежал и размышлял: «Как же могло так случиться, что я оказался здесь, в роще под этими звездами, когда я должен был быть сейчас в Сервере и спокойно спать в своей мягкой постели?» Он перебирал в уме события последних дней. «Как же это могло обернуться так скверно?» Он прикинул, что с тех пор произошло: его клеймили, разлучили с семьей и, может быть, навсегда вынудили бежать из города, где он родился и вырос, и теперь он другой человек, совсем не тот, кем был прежде.

Но больше всего его удручало то, что он обнаружил в себе сегодня свойства, каких не подозревал. «Я убил человека, — горестно думал он, — убил без малейшего колебания». С ужасом он признал, что почти не чувствует сожалений, и, не зная, что думать, гадал, не сошел ли с ума, не безумие ли тому виной. В глубине души он все-таки знал, что нет, не безумен, он лишь восстановил справедливость. Разве не учили его: «око за око»? Алехандро подумал, что взял на душу грех, став судьей и палачом, иначе подлый епископ ни за что бы не понес наказания, так отблагодарив Авраама, который многие годы служил ему верой и правдой. Но успокоиться он не мог, и сон не шел к нему. Он лежал, глядя на звезды, потом потрогал подсохшую корку поджившего ожога, заново переживая ужас и стыд за свою беспомощность. Наконец, вспомнив о золоте, поднялся к попоне, подошел к пожиткам, лежавшим поодаль. Взял свою седельную сумку и положил под голову вместо подушки.

Он думал, что Эрнандес давно спит, но услышал в темноте его голос:

— Правильно сделал. Осторожность еще одна воинская добродетель, которая у тебя есть. Спокойной ночи, еврей.

— И тебе спокойной ночи, испанец, — негромко проговорил Алехандро.

«Значит, он знает про золото, — понял он, чувствуя облегчение, оттого что путешествует с человеком честным, коли тот избежал соблазна. — Он не бросил меня умирать на дороге, а ведь мог бы тогда жить безбедно».

На эти деньги он в Авиньоне может устроиться заново. Может купить все, что нужно, открыть новую аптеку, нанять помощника и даже слугу для хозяйства. Он снова станет хорошим врачом, и, если туда каким-то чудом доберутся отец и мать, их будет там ждать новый, уютный дом. Мечты его заслонили боль, и, рисуя себе в уме картины счастливой жизни, Алехандро наконец уснул.

Перед рассветом Эрнандес потряс его за плечо.

— Знаешь, лично мне хотелось бы закончить службу для Дома Санчесов еще в этом году. А ты до того привык спать и бездельничать, что мы, похоже, никогда не расстанемся. Если ты будешь столько дрыхнуть, то я потребую, чтобы в день мне платили больше, а не те гроши, за какие я нанялся, — проворчал испанец.

Алехандро потянулся, осторожно, чтобы не треснула поджившая корка, и поднялся с земли, разминая онемевшее тело. Эрнандес помог ему снять рубаху, осмотрел рану, не загноилась ли. Рана оказалась чистая, и Алехандро промыл ее свежей водой из источника, аккуратно, чтобы не зацепить. Подождав, пока вода немного обсохнет, он бережно, не потратив ни одной лишней капли, смазал размякшую корку клеверным маслом. Он невольно вздрогнул, когда от первого прикосновения его пронзила острая боль, но, к счастью, она вскоре прошла.

Быстро позавтракав, они снова сели в седло и без приключений проехали до самого полудня, когда солнце поднялось высоко. Тогда они принялись подыскивать место для отдыха, чтобы спастись от безжалостных палящих лучей. На глаза им попались заросли кустарника, слишком чахлого, чтобы там оказалась вода, но достаточно высокого и густого, чтобы они укрылись там вместе с лошадьми, пережидая дневную жару. Эрнандес, как по волшебству, извлек из своей сумы сушеное мясо, которое попахивало неважно, однако отлично утолило голод, и которое они запили водой из фляг.

Испанец от скуки взялся стругать ножом упавшую ветку. Алехандро с любопытством смотрел, как ветка у него на глазах превращалась в гладкую змейку с изящно выгнутым хвостом.

— Где вы изучали искусство художественной резьбы, сеньор?

— Я его не изучал, молодой человек, а освоил на практике. Я обстругал палок столько, что мог бы резать не глядя, на ощупь. Люблю это занятие — помогает сосредоточиться.

— Не поделитесь ли, на чем вы сосредоточились сейчас?

— Думаю, как ехать дальше, — сплюнув, ответил испанец.

— Разве дорог так много, что трудно выбрать?

— Не так много, как ты мог бы подумать. Нам нужно решать, ехать ли через горы или вдоль побережья. Через горы дорога короче, но если мы по ней и доберемся быстрее, то ненамного. В горах легко можно напороться на разные неприятности.

— Скажи, на какие, и подумаем вместе.

— Там живут люди не всегда дружелюбные. Они не франки и не испанцы и называют себя басками. Они отлично знают свои горы, а разбой для них обычное дело, так что у нас есть все шансы наткнуться на засаду возле какой-нибудь тихой лощинки. К тому же солнце жарит так, что, того гляди, получишь удар, не хуже чем копытом взбесившегося жеребца. Наверху может случиться гроза, а гром в ущельях гремит, будто и впрямь боги разгневались… может ударить молния, может посечь градом.

— Это все, чем славятся горы, или есть еще что-нибудь?

Эрнандес задумался.

— В это время года, конечно, там проехаться милое дело. Наверху прохладней, чем на берегу, где все выжжено солнцем. Но нас всего двое, у нас с собой золото, и мы легкая добыча для разбойников.

Алехандро еще раз подивился честности своего провожатого. Либо отец ему заплатил очень и очень хорошо, решил он, либо он попросту очень и очень достойный человек. «Всю жизнь я прожил бок о бок с христианами, а так ничего о них и не знаю…» О христианах он знал только то, что слышал от старших. В рассказах их было мало хорошего, и редко кто-нибудь вспоминал что-то, не связанное с дракой или ссорой. Но человек, с которым он ехал, вел себя совершенно иначе.

Эрнандес был не похож на ревностного христианина, как все, кто стал таковым по убеждению, он — Алехандро не мог этого не понять — не был ни подлецом, ни неучем, он отлично знал мир, в котором живет.

Эрнандес тем временем продолжал:

— Есть, конечно, более безопасный путь, севернее, в обход Восточных Пиренеев, на Барселону и Лангедок. Это все равно что ехать поверху вдоль побережья, через Нарбон, Бецирс и Монпелье. От Монпелье рукой подать до Авиньона, где тебя ждет твоя новая жизнь.