Книга Месть Ледовой Гончей - Юрий Погуляй

– Мастер Половой сказал… – Я решил прервать молчание и объяснить, зачем пришел.

– Тихо, – прервал меня Торос. – Успеешь еще. Отожмись-ка.

– Простите? – не понял я.

– Ляг на пол и отжимайся, пока Торос не решит, что тебе хватит. – Как же странно звучала речь бородатого воина. Что заставляло его так упорно говорить о себе как о другом человеке?

– Зачем?

– Строптивый какой. Тебе непросто с ним будет справиться, мой бородатый друг, – прокомментировал это Буран. Он отвернулся от меня и принялся разминаться.

– Торос хочет увидеть, на что ты способен, – терпеливо пояснил Торос. – И советует забыть о вопросах вроде «зачем». Он прекрасно понимает, откуда они берутся. Сам такой был. С первым учителем в ордене отношения у Тороса не сложились именно по этой причине.

– Он его, кстати, прикончил, – вклинился Буран. – Жестоко.

Торос бросил на друга тяжелый взгляд:

– Не лезь, ладно?

– Ладно-ладно!

– Спасибо. Так вот, юнга, если хочешь стать хорошим абордажником, ты должен помнить одну вещь. Командир всегда прав. Если он дал тебе приказ, значит, тот должен быть выполнен. Значит, у командира есть план.

– Но я не хочу быть абордажником.

Буран остановил разминку, обернулся к нам с деланым изумлением на лице.

– Я должен видеть это, будь я проклят! Я должен это видеть! – восторженно протараторил он.

Торос моргнул раз, другой. В нем колыхнулось недовольство.

– В следующий раз рядом никого может не оказаться, – наконец промолвил бородатый воин. – Думаю, что если ты получишь парочку уроков, то сможешь постоять за себя и сам.

– Я очень благодарен вам за помощь, мастер Торос. Но я не хочу быть абордажником, – признался я.

Неприкасаемый плотно сжал губы, осуждающе покачал головой:

– Какая разница, чего ты хочешь, юнга? Контракт подписывал?

Он дождался моего неловкого кивка.

– Значит, должен понимать, что, если тебя назначат убирать помои за шаманом, – ты должен будешь убирать. Если сказали, что пойдешь в абордажную команду, – значит, пойдешь! Старик лично беседовал с капитаном о твоем переходе в абордажную команду. Кто ты против слова Старика?

Злить того, кого боятся Волк и Сиплый, неблагоразумно. А Старик точно не поймет, если юнга решит, будто может ставить старшего офицера в неловкое положение перед капитаном.

– Вы не научите меня против воли. Я не хочу подчиняться Волку! – буркнул я.

Торос вдруг посветлел лицом:

– Вот оно что. Торос никогда не умел хорошо говорить. Всегда непонятно объяснял. Драться ему удавалось лучше. Теперь понятно, почему сопротивляешься! Ну, сияй Светлый бог вечно. Ты не будешь подчиняться Волку.

Я непонимающе посмотрел на Неприкасаемого с немым вопросом в глазах: «Как?»

– Совсем оледеневший щенок тебе достался, брат. А я говорил, что ты бы еще его на коленях встретил и с мольбами слезными. Пожалуйста, мальчик из снегов, стань моим учеником, – криво улыбнулся Буран. – Помнишь ли ты, могучий юнга, песни бардеров о бродячих Неприкасаемых, которые пересекают Пустыню, восстанавливая справедливость? Одинокие фигуры проявляются в пурге, чтобы найти какого-нибудь мальчика, и через неделю тот уже может свергать губернаторов и крошить врагов десятками. Помнишь?

Я и вправду слышал такие истории.

– Это вранье, юнга. Поверь мне. – Буран вернулся к разминке.

– Ты перейдешь под командование офицеров абордажной команды только после того, как Торос из ордена Неприкасаемых закончит твое обучение. Когда он решит, что оно закончено. Отжимайся, – сказал Торос и встал наконец с кровати. Сунул ноги в пушистые унты.

Я стал отжиматься. Честно говоря, до этого момента мне не доводилось заниматься бесполезным, на мой взгляд, делом. Я видел, как кое-кто из моряков начинает утро с зарядки, видел, как на спор кружат «лестницы» абордажники, соревнуясь между собой и запуская серии отжиманий от одного до восьмидесяти и обратно. Но сам не пробовал, как бы дико ни звучало такое признание. Но до того момента, как оказался на полу каюты Неприкасаемых, – был уверен, что смогу проявить себя достойно. Ведь ничего сложного в этом нет. Сгибай да разгибай руки. Но после четвертого десятка я стал понимать, что устал. Заныли мышцы, зажглись сокрытым пламенем. Дыхание стало сбиваться.

Торос стоял надо мною и угрюмо молчал. Буран кружился в разминке, искоса наблюдая за моими отжиманиями, и снисходительное внимание Неприкасаемых подстегивало, врать не стану. Будило злость.

С каждым разом налившиеся металлом мышцы работали все медленнее, с меня лил пот, но я не останавливался. Медленно, очень медленно, скрипя зубами, чувствуя, как дрожат руки, я боролся с желанием растянуться на шкуре и просипеть: «Все».

Интересно, как бы повернулось, если бы так оно и случилось? Бессмысленно гадать, но нет-нет да пробудится в голове такая мысль. Что было бы, если…

Если…

Наконец я упал, не удержавшись. Уголок компаса больно впился мне в грудь, и я одеревеневшими руками уперся в пол, рванулся раз-другой. Перевел дыхание, попытался еще раз, но мышцы отказывались мне подчиняться. Из горла сам собой вырвался глухой рык, я зажмурился, стараясь представить, как сила переливается в измученные руки. Как тело поднимается вверх. Назло снисхождению Неприкасаемых.

И мышцы послушались. Грудь оторвалась от шерсти, острый угол компаса перестал терзать ребро. Руки дрожали как в лихорадке, глаза заливал пот, но я старался. Изо всех сил старался. Локти ломило от боли, пресс как окаменел и грозил растрескаться от напряжения. Еще чуть-чуть! Совсем чуть-чуть!

«Нет».

Я плюхнулся обратно на пол и выругался от боли в ребрах. Торос хмыкнул, Буран повис на турнике у стены и, не сводя с меня взгляда, принялся подтягиваться. У него это получалось с такой легкостью, будто крепкий воин состоял из воздуха.

По-моему, он делал это назло.

Я лег поудобнее, чтобы снизить боль от компаса, и вновь попытался отжаться.

– Хватит, – сжалился надо мною бородач. Под разгоряченной щекой приятно кололся холодный ковер, перед глазами плыли черно-красные круги, сердце колотилось так, будто я пробежал пару миль.

В такие моменты время исчезает. Прекращает быть тем, к чему мы привыкли. Здесь и всегда. Мне кажется, я мог бы пролежать так вечность. Мне казалось, будто я так и сделал. Что прошли годы и века, и мир растаял, а я так и лежал на шкурах в каюте Неприкасаемых, приходя в себя после «испытания».

– Будем работать, юнга, – спустя тысячи лет донесся до меня голос Тороса. – Может, хотя бы из тебя выйдет толк. Может, Торос хоть что-то сделает в этой жизни.

– Как же ты доморозил меня, брат, – простонал на окраине вселенной Буран. – Во всей Пустыне не найти большего нытика, чем ты, честно.