Книга Обладание - Мэдлин Хантер

— Потерялся. Украли.

Интересно. Как можно потерять меч? Аддис по-прежнему ощущал за спиной присутствие Оуэна, словно ангела смерти. Благоразумие требовало, чтобы он на время развеял подозрения Саймона, как, собственно, и планировал заранее, но внезапно Аддису стало совершенно все равно. Наоборот, он почувствовал сильное и настойчивое желание вызвать соперника на провокацию.

— Ты же прекрасно понимаешь, что такое объяснение меня не устраивает.

В глазах Саймона блеснул огонек удивления, вызванный тем, что Аддис с такой смелостью пошел на почти открытую конфронтацию. Затем он прищурился — холодно и расчетливо; этот взгляд Аддис хорошо помнил еще со времен их совместной молодости.

— Ты ничего не приобретаешь, отказываясь.

— Я ничего не приобретаю, соглашаясь. Или же ты теперь, зная, что я действительно жив, намерен отойти в сторону?

— Когда король передавал мне эти земли, вопрос о твоей смерти почти не возникал. И тот факт, что ты жив, никакого значения теперь не имеет. Предательство твоего отца стоило тебе Барроуборо.

Значит, речи о «доброй памяти хорошего человека» уже нет и в помине; остался только предатель.

— Из-за выгодной во всех отношениях и своевременной смерти моего отца я лишился Барроуборо. Поскольку я находился далеко, Отстоять честь семьи было некому. Но то, что сделано, можно изменить, — он поднялся с кресла. — Что ж, мне пора уходить. Прошу передать мои извинения леди Мери за то, что я не смогу присутствовать на торжествах, устроенных в мою честь.

Саймон тоже встал во весь рост. На его лице не осталось и следа от напускной радости человека, заново обретшего брата; теперь перед Аддисом стоял сильный соперник, отлично понимающий, о чем его предупредили. Аддис повернулся к Оуэну:

— Ты был с сэром Тео во время райзе, когда я был ранен. Сэр Тео выжил?

Оуэн покачал головой.

— Но тебе выжить удалось. Невероятное везение.

От оскорбительного намека на трусость, которая спасла ему жизнь в битве, где полегло большинство воинов, к щекам Оуэна прилила краска.

— Ты возвращаешься в Дарвентон? — поинтересовался Саймон, когда они спускались по лестнице в зал.

Вопреки всем соображениям осторожности, Аддис сам переместился вперед так, что Оуэн шагал сзади. Его опять охватило похожее на грезы ощущение; чувство разрасталось, лишая воли, окутывая его, словно густым колдовским туманом. Какая-то часть его сознания надеялась, что Саймон вот-вот даст условный знак своему приспешнику, потому что на самом деле ничего этого нет. Как они могут убить его, если в действительности их не существует?

— Нет. Думаю, ближайшие несколько месяцев меня в Дарвентоне не будет.

Он шел, словно плыл, через зал, где в самом разгаре шли приготовления к пиру в его честь, на котором не будет виновника торжества. Когда они вышли из главного здания, его на мгновение ослепили лучи позднего утреннего солнца. Он остановился, глядя вниз на толпящихся у подножия лестницы горожан и торговцев. Цвета их одежд казались чересчур яркими. Каждая деталь крепостных стен и сторожевых башен выглядела слишком отчетливо. Кто-то задел его за локоть, и Аддис, слегка повернувшись, увидел, что Саймон тихонько совещается с рыжеволосым молодым мужчиной, чье дыхание ощущалось у него за спиной. Он осознавал опасность с ледяным спокойствием, как неизбежность, и одновременно испытывая странное раздражение от скрытности и нерешительности Саймона. «Ну давай же! — прошептал его внутренний голос из самых глубин мозга. — Делай что-нибудь!»

Он стоял перед верхней ступенькой лестницы дольше, чем следовало, неспособный тронуться с места, завороженный этим тихим, но настойчивым голосом, а через сознание тем временем перекатывали волны ностальгии, усталости и смирения. Вокруг него громоздились высокие стены и внушительные оборонительные строения — стены дома, которые он должен разрушить, чтобы снова стать здесь хозяином. Он чувствовал на себе боязливые косые взгляды охранников; любопытствующие горожане смотрели на него, не таясь. Аддис почувствовал, как шевельнулся Оуэн. Понял, что рука рыжеволосого опустилась к поясу, туда, где в ножнах покоится кинжал. Он не отреагировал, своей неподвижностью подталкивая их к последнему шагу, слепо уставившись в притихшую под ним толпу.

И тут, как солнце, пробившееся через толщу облаков, к нему вернулся рассудок, а вместе с ним понимание и осмотрительность. Его взгляд метнулся в точку, по которой только что скользнул солнечный луч, и выхватил стоящую рядом с воротами женщину, наблюдающую за ним из-за плеча торговца, которому она показывала свои корзины.

Опасность взвыла, как раненый зверь. Туманная летаргия разом исчезла. Неожиданно шагнув вперед, он встал так, что Саймон оказался между ним и Оуэном.

— Всего хорошего, Саймон, — попрощался он и направился к лошади.

Глава 6

Он просто стоял неподвижно, и от смерти его отделял, лишь кивок, неприметный жест или многозначительный взгляд. Показывая торговцу лучшие корзины, Мойра не сводила глаз с Аддиса. Она пожалела, что не может летать. Будь у нее крылья, она взметнулась бы на верхнюю ступеньку и встряхнула бы его так, чтобы пробудить от забытья и заставить взглянуть в лицо опасности, которая с каждым мигом нарастала, приближая неотвратимый финал.

Смерть чувствовалась в воздухе, как будто напряжение, исходившее от троих мужчин, разливалось вокруг, накрывая все подворье, останавливая движение ветра и замедляя течение времени. Даже торговец, не замечавший, казалось, ничего, кроме удивительной красоты корзин, — и тот встрепенулся. Вертя головой, он принялся оглядываться по сторонам, словно чуял, что что-то не так, но не мог понять, что именно.

Аддис выглядел великолепно. Саймон же, несмотря на украшавшие одежду драгоценные каменья и золото, не годился ему и в подметки, вся его внешность говорила о ненависти, которую он испытывал к стоящему рядом, да еще о недоумении — как может один только вид говорить так много о благородстве и власти, привлекать столь пристальное внимание? Она смотрела на Аддиса, и ее сердце наполняла гордость, наполовину смешанная с печалью. Все правильно. И неизменно.

Ощущение того, что она занимает подобающее ей место в безликом море праздной толпы у его ног, только подчеркивало ее бессилие. Впрочем, Мойра принимала это как должное. Можно, конечно, испытывать раздражение и по этому поводу, но… с таким же успехом можно возмущаться восходом и заходом солнца или сменой времен года. Она смотрела, как Аддис величественно взирает на крепостные стены и толпящийся народ. Удивительно спокойный, несмотря на очевидную опасность, он уверенно стоял на том месте, которое по всем законам должно принадлежать ему. И он обязательно сюда вернется. Этот день непременно наступит, а с его приходом Мойра снова займется плетением корзин, опять превратившись в тень, и только смутные воспоминания о том, что она была с ним рядом, когда он принимал важные решения, будут согревать ей душу.

Она ловила каждое его движение, отвечая на вопросы торговца, но толком не понимая, о чем тот ее спрашивает. Мойре казалось, что голова ее вот-вот лопнет от перенапряжения. Она с бессильным отчаянием следила за переговорами Саймона с рыжеволосым рыцарем, лишь подсознательно догадываясь об их содержании. Мойра отметила нерешительные колебания Саймона, увидела, как рыцарь встал поудобнее, готовый нанести удар. Воспользовавшись кинжалом, он тут же утащит Аддиса назад в зал — прежде чем кто-либо успеет сообразить, что произошло.