Книга Аберистуит, любовь моя - Малколм Прайс

Не исключено, что свое дело сделала волшебная фраза «за счет заведения». Слова, которые поначалу вызвали во мне презрение, но с каждой новой рюмкой казались все менее оскорбительными и все более соблазнительными. А может, виновата одна выпивка. Мой первоначальный план сходить в «Индиану» и найти Шани утратил всякую привлекательность. Которой и без того не было. Чего ради, в конце-то концов? Я уже знал, где Эванс – на дне гавани или еще где похуже. Другого объяснения быть не могло. Со дня на день всплывет. Мне, в итоге, наплевать. А может, дело в Бьянке. Девушка она славная. Не просто симпатичная, а еще какая-то – и это дошло до меня только после ее гибели, да и то не скоро. Она была честнее Мивануи. Наверное, потому что не слишком умная. Но от этого была еще симпатичнее.

Мы долгое время просидели в моей машине, на Набережной напротив мозаичного Отца Времени. Окна были опущены, и из черноты слышалось биение океана; рев, урчание и грызня морских валов у дамбы. Я спросил, почему она якшается с Пикелем, и она пожала плечами:

– Это не то, что ты думаешь.

– Он ведь ужасный, правда?

– Он задаром чинит часы пенсионерам. Не поверишь, как он этого стесняется: поэтому старички оставляют часы на заднем крыльце, а утром забирают уже починенные. Он прямо как зубная фея.

Она поерзала на сиденье, захрустел блестящий чехол из черного пластика.

– А если они забудут ключи, он им открывает двери. Он может любой замок открыть… к тому же ты ведь знаешь, каково ему приходится.

– А ты знаешь?

– Он в детстве только и ждал, пока его мамаша из кабака вернется. Я знаю, каково это.

В темноте отсвет уличных фонарей поблескивал на ее красных, как почтовый ящик, губах и в белках глаз.

– С тобой так трудно.

– Трудно что?

– Ты знаешь, что ты мне нравишься?

– Нет.

– Ну а я – да.

– Спасибо.

– Я не в том смысле.

– И я не в том.

Она искоса взглянула на меня и слабо улыбнулась:

– Я знаю, ты парень хороший.

– Не увлекайся, я не хороший.

Она в темноте погладила мою руку. Я спросил:

– Почему Мивануи велела тебе ехать ко мне домой?

– Она не велела. Это я сама захотела.

– Что-то я не просекаю.

– А тебе всегда нужно что-то просечь?

Я немного поразмыслил. Тут она положила руку мне на плечо и сказала:

– Может, поговорим о другом?

Но мы не стали говорить; вместо этого мы объехали квартал на Кантикл-стрит и взошли по некрашеной деревянной лестнице и встретились с частицей судьбы – казалось, это поворотный пункт, а может быть, только чудилось.

Следующий вечер я провел дома: выпил полбутылки рому и заказал столик в ресторане «Индиана».

– У вас забронировано? – Пара темных глаз уставилась на меня через окошечко в двери.

– Да, Крейценфельд.

Официант кивнул и отодвинул засовы:

– Мы вас ожидали.

Дверь открылась, и меня проводили внутрь – мимо таблички «Пожалуйста, во избежание воровства не оставляйте без присмотра свои протезы конечностей» в заставленный столиками зал. Воздух был густ от пота, запаха человеческих тел, пивного дыхания, жгучих пряностей карри, рвоты и дезинфекции. Большинство столиков заполнены; вперемешку – горожанами и нервными туристами. Я уселся, и официант протянул меню, рассматривая меня со смесью беспокойства и любопытства. Я улыбнулся ему:

– Ну-с, что сегодня вечером вкусненького?

Он вытаращился на меня.

– Вкусненького? – переспросил он ровным среднеанглийским говорком.

– Да. Что порекомендует шеф-повар?

– Хохма такая, да?

– Нет. Я имею в виду, что мне стоит съесть? Что вкусненького?

Явно с таким вопросом официант раньше не сталкивался. Он не сводил с меня прищуренных глаз, в которых плескались подозрение и смущение.

– Вы имеете в виду, типа, в меню?

– Да.

Он рассмеялся:

– Ничего, разумеется, все – дерьмо. – Но видимо, слегка устыдившись перед лицом моего простодушия, добавил: – То есть вы на контингент поглядите. Перед кем распинаться?

Я поглядел на орущие орды и сочувственно кивнул:

– Не перед кем. Вполне могли бы открыть пару банок собачьих консервов и размешать их с порошковым карри.

– Так и делаем.

Я ошарашенно поглядел на него, и он залился смехом:

– Шучу, приятель, но идейка неплохая. Они бы и не заметили.

Я положил меню на столик.

– Слышь, я вот что могу сделать, приятель, – я повара попрошу, чтоб он тебе бутерброд с яичницей сделал, что ли.

Не успел я ответить, как в углу зала разгорелся скандал, и официант отправился туда – устало и явно не спеша уладить ситуацию. Я огляделся. За соседним столиком мужчина лежал лицом в своем карри. А у окна в эркере, посреди группы байкеров, сидела девушка, которую я искал. Шани-и-Отцосс – грязная ободранная безрукавка из джинсы поверх непременной кожаной курточки; волосы как мокрая солома и опухшее мучнистое лицо.

Скандал разгорелся – крики, ругань и свист кулаков, – и два главных героя рухнули на соседний столик, занятый группой парней. Парадокс: что-что, а это в ресторане никак не каралось. Задень чей-то рукав, посмотри на чью-то девчонку или просто на секунду заглядись куда не следует – и тебе несдобровать. Но швырни тело в чужую тарелку – и все о'кей, простительная ошибка, с кем не бывает. Опасность тебе грозит, только если расплещешь чужое пиво, но и тут никакой опасности, поскольку едва скандал разгорелся, все подхватили пиво от греха подальше. Вот образчик синхронности и хореографической отточенности, способный посрамить чудеса дикой природы. Возглас, крик, дребезги стекла – и вдруг под аккомпанемент криков «атас!» – тридцать правых рук выбрасываются вперед как щупальца морского анемона, чтобы убрать свои кружки. А всего поразительней: как ветераны в окопах Первой мировой, все знают разницу между настоящей тревогой и ложной. Позорятся только туристы, кидаясь за своими кружками невпопад.

Драка откатилась от столика в проход, вмешались официанты и разняли драчунов. Еще одна ночка в Аберистуите. В эркере Шани-и-Отцосс перевоплотилась в нефтяную скважину – подожгла свой бздех, и он превратился в огненный плюмаж. Пока она этому предавалась, официант принес на подносе три карри и свалил их все ей в одну тарелку. С учетом чего у меня появился, как минимум, свободный час; я встал и вышел.

Я помчался по пустынным улицам; из-за одностороннего движения пришлось проехать мимо вокзала, вдоль Гавани и по мосту Тревехан. Я выбрался в район муниципальной застройки. Амба записала мне адрес, и я легко нашел двухквартирный неказистый дом в ряду таких же – с металлическими воротами и забором, которые муниципалитет, кажется, всегда красит или синим, или красным, или желтым. Сбоку притулился крохотный садовый участочек; с бельевой веревки, натянутой на блоки, свисали панталоны. Я надел перчатку для садовых работ.