Книга Алмазы Якутии - Михаил Серегин

К счастью, он наткнулся на поваленное дерево. Это то, что нужно. Оставив карабин у его основания, он пополз к кроне. Здесь ему удалось найти несколько сухих ветвей. Он наломал мелких веток и, сложив их горкой, полез за спичками. Пальцы были как деревянные. Он сел на снег и прислонился к поваленному стволу. Расстегнув верхнюю часть куртки, он смог достать коробок, который, к счастью, не промок после купания в болоте. Вообще, почти вся куртка была сухой. Да и штаны намокли до бедер. Но они были теперь такие жесткие, словно были сшиты из листового железа.

Пальцы не слушались и в коробок не лезли. Родионов кое-как выдвинул коробку и, перевернув ее, высыпал спички на ладонь. Оставил одну, остальные ссыпал в карман. Он провел головкой по сере, и в руке затрепетал желтенький огонек, показавшийся таким же маленьким и беззащитным, как он сам, заброшенный в тайгу.

Прикрывая пламя рукой, заслоняя его своим телом, он поднес спичку к костру. Сложенные особым способом веточки занялись. Одна, вторая, третья. Теперь, когда Родионов увидел огонь, он снова взбодрился. Он не даст себя сломить.

Погрев над этим мини-костерком пальцы, он натянул рукавицы и стал подкладывать более толстые ветки. Сперва толщиной с карандаш, потом все крупнее и крупнее. Он устроит себе огромный костер. Назло всем.

Сухие ветви горели, потрескивая, давая благодатное тепло. Сперва он согрел руки. Рана, оставленная волчьими зубами, ныла и пульсировала, но он не обращал на нее внимания. Рана на ноге, скорее всего, не слишком опасна. Кость не повреждена, это он чувствовал. Сейчас главное было согреться и просушить штаны.

Костер разгорелся уже так сильно, что занялся ствол дерева, возле которого он его развел. Это хорошо. Он будет гореть почти всю ночь. Можно будет почти не следить за ним и поспать.

Егор вспомнил про спички. Пошарив в кармане, он собрал их все до одной и сложил в коробок. Тепло костра вернуло ему способность передвигаться. Он поднялся и, хромая, шагнул в сторону, туда, где росла молоденькая елочка. Нужно было устроить себе что-то вроде лежанки.

Превозмогая боль в руке, он наломал мягких веток и перенес поближе к костру.

Теперь можно заняться нижней частью тела.

Но сперва он снял куртку. Возле костра было даже жарко. Постелив куртку на еловые ветки, он сел на нее и принялся стаскивать сапоги. На это ушло около получаса. Справившись с обувью, он повесил ее для просушки на воткнутые в снег палки и вытянул ноги к костру. Попробовал пошевелить пальцами. Получилось. Со штанами оказалось сложнее, но и их ему удалось стянуть. Их он повесил рядом с сапогами.

Сидя на куртке, он вывернулся назад, стараясь рассмотреть при свете костра пулевое ранение на ноге. Кровь уже не текла, да и сама рана, как он и предполагал, оказалась не такой уж серьезной. Пуля лишь слегка повредила мягкие ткани бедра.

Достав пустую банку из-под тушенки, он зачерпнул в нее снег и поставил на огонь. Снова сделал отвар из сосновой хвои и обработал рану на ноге. После этого завернул нижнюю часть тела в куртку. От развешанных перед костром одежды и обуви валил пар.

Настало время заняться раной на руке. Егор принялся снимать старую повязку. Судя по неприятному запаху, рана начала гноиться. Видимо, вчера не удалось как следует ее промыть. Он пододвинул банку с отваром, которую снова поставил в костер, поближе к себе. Пришлось немного подождать, чтобы не обварить руку. Когда отвар сделался просто горячим, он стал размачивать прилипшую к ране ткань. Действительно, рана гноилась. Сняв повязку, Родионов снова обработал руку отваром. Повязка не годилась, ее необходимо было поменять. Но другой у него не было. Он снова наполнил банку снегом и, дождавшись, когда он растает, сунул в банку тряпку. Таким образом он прокипятил повязку, и ею снова можно было воспользоваться, не рискуя занести в рану заразу.

Повесив повязку рядом с почти просохшей одеждой, достал вторую банку тушенки. Он вскрыл ее и поставил на огонь. Теперь он ел не так быстро, как в прошлый раз. Он осторожно поддевал ножом горячие ароматные куски мяса и отправлял их в рот.

Съев половину, он отставил банку в сторону. Сегодня он решил приготовить мазь для руки. Пришлось снова отваривать сосновую хвою. Родионов положил смоченную приготовленным раствором тряпку на рану и перевязал.

На все эти операции он потратил несколько часов, но зато теперь у него снова была сухая одежда и он был сыт. Правда, глаза от усталости и напряжения пережитого дня начали слипаться. Егор оделся и прошел несколько шагов туда, где он оставил карабин. Нога болела, но идти было можно. Ветки, которые он то и дело подбрасывал в костер, прогорели, но толстый ствол дерева обуглился только на четверть или чуть меньше. Он будет тлеть до самого утра, давая тепло и небольшой свет. Положив карабин рядом со своей импровизированной лежанкой, которую он перенес поближе к костру, Егор придвинул горячие угли и золу вплотную к тлевшему стволу.

Он устроился на мягких ветвях, повернувшись лицом к дереву, от которого шла теплая живительная волна. Он уснул почти сразу же, как только закрыл глаза.

Все же Егору пришлось несколько раз за ночь просыпаться, чтобы подкинуть в костер ветки. Не столько даже для тепла, которое давал продолжавший тлеть ствол дерева, сколько для света, который мог отпугнуть хищников. В эту ночь они все же не беспокоили Родионова. То ли их распугала винтокрылая машина, то ли стрельба, а может, и то, и другое. Во всяком случае, сегодня их даже не было слышно.

* * *

Егор проснулся на заре. Небо светлело, а под деревьями еще таилась предрассветная темень. Первым ощущением было ощущение холода и резкой пульсации в руке. Огонь не совсем погас, и Егор, шевельнувшись на своем убогом ложе, понял, что нарастает внутренний озноб. У него поднялась температура. Кожа на лбу была раскалена, как уголья, а изнутри его трясло. Голова болела, слепило глаза. Словно на лбу выросла гигантская опухоль.

Этого еще не хватало! Егор кое-как сел на ветках и приложил ладонь ко лбу. Он горел. Егор заставил себя подняться и подбросить ветки в огонь. От полыхнувшего жара озноб его не прошел.

Чертовы волки!

Ему нужно было идти, но воздух неестественно дрожал перед глазами, кроны деревьев медленно кружились. Тем не менее Егор затушил костер, присыпав его снегом, взял карабин и пошел. Он сильно хромал, используя карабин вместо палки. Для этого ему приходилось сгибать колени.

Пройдя несколько сотен метров, Егор свалился. В мозгу пронеслось: надо хотя бы костер разжечь… Сейчас за ним прилетят, и тогда уже никто и ничто его не спасет. Он замерзнет или попадет в лапы Карагодину.

Егор потерял сознание.

* * *

Шепелев сидел в кресле в своем кабинете. Лицо его было багровым от едва сдерживаемого гнева. Он ослабил узел галстука и вперился не предвещавшим ничего хорошего взглядом в сидевшего сбоку Карагодина. Николай Павлович, хоть и прослужил большую часть жизни в органах, не сумел научиться выдерживать такие взгляды начальства.