Книга Никто, кроме президента - Лев Гурский

Ну и фиг с ней: мало ли какой ахинеи я нагородил, складывая свой имидж? Тут любая реникса годится в дело. Когда ум заходит за разум, открывается дырочка в мозгах. И мы, боги, входим туда без стука. Возьмем, ради примера, дядю Кришну. Вот уж кто сумел сочинить для адептов улетное шоу, даже не приходя в сознание! Ну казалось бы, чего глупее? Худсамодеятельность. Бродить в ярком, бить в бубен, петь песни. Еще бы пару гитар плюс медведь – и можно учинять цыганский табор. Но ведь работает! Зажигает! Рейтинг приличный, отзывы хорошие. Минюст скрипит, но гнется.

В моем божьем имидже настоящих творческих удач пока всего две. Дизайн хламид и новое имя. Зато последним я горжусь особенно. Нектарий Светоносный! Каково? А?

Не стану вешать собак на имя паспортное. Мамаша моя придурочной была, это факт неоспоримый, но большому писателю даже Фердиком Изюмовым зваться не западло. Великому дуче нацвозрожденцев или командиру гей-тусовки – не западло и подавно. А вот богу, извините, нужно богово. Посконный Изюмов здесь не пропирает. В мессианские хроники следует попадать с правильной кликухой. Ту же Мусю Цвигун подвела небрежность: ну что за имя для бога – Мэри Кристмас? Поздравление какое-то, а не имя. То ли дело я! Все продумано четко. Нектар – пища богов, а не людей; стало быть, из двух евхаристий, моей и Иисусовой, моя будет рангом повыше. С другой стороны, Нектарий есть в святцах, значит, православных мы не обижаем. Что касается Светоносного, то я выставил эпитет назло Клюеву-Лабриоле. В отместку за тот штукарь баксов, зажиленный у меня. Если он Сияющий, я буду Светоносный. И мы еще поглядим, кто из нас светит ярче…

– Внемлите, обращенные! – торжественно произнес я и бабахнул в настольный гонг. Антикварная, кстати, вещица. – Ныне пришла пора распахнуть души, изгнать оттуда мрак и впустить тот вечный Свет Истины, что ярче тысячи солнц. Начнем с тебя.

Я указал пальцем на ближайшее ко мне патлатое козлище. Парней обратить быстрее и легче, потому я обычно разгоняюсь на них.

– Назови свое мирское имя.

С этого приказа я стартую и им же ограничиваю официоз. Фамилия адепта, его прописка и воинский учет богу без надобности. По окончании обряда всем, конечно, придется заполнить подробную анкету, однако бумажками у нас ведают Марта с Марией. Сам Нектарий выше бюрократии. Выше и чище. Сизым орлом он парит над бренностью. Но, в отличие от птичек, ни на кого не гадит сверху.

– Ярослав, мой боже.

– Скажи, о Ярослав, от какого мрака ты желаешь очистить душу?

За основу тренинга я беру элементарную практику штатовских первичных групп психологической поддержки. Чем больше всякой дряни человек выпустит из себя, тем больше освободится места внутри него. Это место – уже ваше. Теперь адепта можно нашпиговать Добром, Любовью и Светом, словно утку – яблоками.

– Грешен, мой боже! Я изнурял плоть дурной травой и белым прахом. Нет мне прощения.

Так, марихуана и кокаин. Еще один кающийся нарк на мою голову. Среди козлищ у меня таких около трети, и за ними нужен суровый пригляд. Если этот явился толкать травку моей пастве, то очень скоро он получит сильнейший пинок под зад. А если он и впрямь идет к завязке, то для борьбы с Минюстом такие – наиболее ценный капитал. Живое доказательство пользы моей методики. Сравните: уральский гуру Эдик Лилиеншвагер сажает нарков на цепь, а Нектарий врачует словом. Одну дурь в башке заменяет другой.

– Есть тебе прощение, Ярослав! – возвестил я. – Свет уже проник в твою душу, я наблюдаю первые отблески. Ступай же изучи первую главу «Нектария Оздоровителя», а после явишься ко мне на собеседование… Следующий!

С другим новичком, лопоухим носатым Игорем, оказалось еще легче. Он покаялся в двух мелких кражах из супермаркета и юношеском онанизме, после чего был милостиво прощен и отправлен зубрить первую главу «Нектария Указующего».

Из двух сегодняшних телок первая, Варвара, лет сорока на вид, задала мне задачку. Она с таким жаром обзывала себя самкой волка и так яростно твердила о презрении, которая она к самой себе за это испытывает, что я заподозрил, будто у нее довольно редкая и трудноизлечимая мания – ликантропия. Но после наводящих вопросов я въехал: речь идет о банальной супружеской измене. Оказалось, она сбежала к любовнику-инженеру от мужа-философа, а тот в отчаянии поджег свой дом.

– И сам он тоже сгорел? – сурово спросил я. На тех, кто прямо или косвенно был повинен в смерти, мною налагалась добавочная епитимья вместе с еженедельным нарядом по уборке келий.

Выяснилось, однако, что муж целехонек. Он даже спас от огня постельное белье и часть домашней библиотеки.

– Есть тебе прощение! – С этой присказкой я выпроводил Варвару читать первую главу «Нектария Безгрешного».

Осталась последняя адептша – очень молоденькая и даже довольно миленькая, несмотря на уродскую современную стрижку. Но вся она при этом выглядела какой-то поникшей и прибитой. Словно бы пожар, устроенный Варвариным мужем, затем перекинулся и на ее кукольный домик, спалив там все дотла. Включая домашнюю скотину, чад, домочадцев и телевизор.

– Как тебя зовут, о дитя? – осведомился я у вероятной жертвы огненной стихии.

– Ада…

Что-то необычное в ее тоне заставило меня переспросить:

– А полное имя?

– Адажио.

Вот оно в чем дело, подумал я, мигом проникаясь сочувствием к бедняжке. Это нам знакомо: детские стрессы, школьные дразнилки, понимающие рожи педагогов. Мне ли, Фердинанду Изюмову, не знать, как могут отравить жизнь предки-фантазеры? Сам я обязан именем пьесе «Коварство и любовь», которую моя чокнутая маман обожала. Но в младших классах детей не знакомят с классикой немецкой драматургии. Зато они читают польскую сказку «Фердинанд Великолепный», где моим именем зовут пса. В ожидании Шиллера мне пришлось о-о-очень долго от всех отгавкиваться.

– Музыкальная мама? Да? – предположил я.

Только музыкантам-профи может забрести в башку идея такого издевательства над чадом. Адажио! А почему не назвать ее Аллегро-Модерато? Одна американская mother даже додумалась до имени Кондолиза. Так бедняжка до сих пор не замужем.

– Нет. Отец…

В сказанном слове «отец» вновь проскользнула какая-то обреченная нотка. Я, большой знаток перверсий, сразу обо всем догадался. Тест на инцест, дело ясное.

Писатель Изюмов – дока в извращенцах с во-от такими маниями, фобиями и филиями. Однажды я чуть было дуриком не покорил Голливуд, двинув туда сценарий картины «Братья Садомазовы». Братья у меня стреляли из луков по лягушкам, чтобы после их, полудохлых, оттрахать. А затем продать французам – на мясо. Все уж было схвачено, сам Твентино почти повелся, но затем один местный мозгоправ перебил мне малину. Подсунул мэтру свой сценарий, «Большие греческие похороны». Типа реального случая из практики. Про то, как в городе Афины, штат Огайо, чувак пришил папу и поимел маму. И жил с ней долго-счастливо, пока один спец по мозгам случайно не докопался до истины и чувак в тоске не перерезал полгорода… Знаете, отчего в Штатах так мало нас, богов? Потому что там переизбыток психоаналитиков, которые жрут наши нектар и амброзию.