Книга Выживший - Джеймс Фелан

Возле синагоги на Шестьдесят второй улице я свернул с Пятой авеню, прошел пару кварталов на восток, затем еще немного на юг. Было почти десять часов. Я схожу к катку и сразу вернусь в зоопарк. Принесу еды. И опять приготовлю ужин — найду какой–нибудь рецепт, порадую ее, тогда будет легче уговорить ее уйти.

Проходя мимо разбитой витрины, я услышал громкое хлопанье крыльев. Из магазина вылетело несколько голубей.

В потолке зияла дыра — ракета пробила сразу несколько этажей. Вот так: был дом — и нет.

На Парк–авеню сыпался мелкий снежок. Воодушевленный, полный надежды, я быстро шел по улице, но прекрасно понимал, что это ощущение скоро исчезнет: глядя на разрушенный город, встречая смерть на каждом шагу, сложно уберечь надежду.

На Пятьдесят девятой Ист я остановился передохнуть и заодно внимательно изучить следы на снегу, явно оставленные сегодня утром. Отпечатки были разного размера. Судя по всему, люди шли на восток тремя группами по четыре–пять человек. Может, они направлялись в убежище — ведь вполне возможно, что в универмаге «Блумингдейл», например, прячутся сотни, тысячи нормальных людей?

Снег блестел на солнце до рези в глазах. Я пытался что–нибудь или кого–нибудь увидеть. Ладно, не сегодня, у меня полно других дел.

«Не ходи. Оставайся со мной… Ты можешь не вернуться»

Слова Рейчел звучали у меня в голове. Я чувствовал себя виноватым, потому что оставил ее одну. Интересно, может, вообще никого не знать, быть одиночкой, легче?

Обязательства становятся тяжкой ношей: мама не справилась с ней и ушла от нас с отцом.

Хватит стоять. Я побежал на юг. Стало ясно, что скоро я вполне могу оказаться перед нелегким выбором: уходить на север одному или нет.

22

На часах было ровно десять.

Вывернув на Пятую авеню, я пробежал мимо собора Святого Патрика, между небоскребами на Рокфеллеровской площади, мимо бронзового Атланта, удерживающего на плечах земной шар, и остановился, задыхаясь, у восточного конца катка — вернее, того, что от него осталось. Я согнулся, опершись ладонями о колени, изо рта валил пар. За спиной ярко светило солнце.

Чуть придя в себя, я осмотрелся и отправился осматривать территорию возле катка.

Она пришла? Ждет, как я, на виду, или спряталась и наблюдает издалека, решая, можно ли мне доверять?

Я хотел громко позвать ее по имени, но в этот момент тучи закрыли солнце, стало холодно, и я, вспомнив, что в кармане перчатки, полез за ними.

Из тени появился человек и медленно направился в мою сторону, затем остановился. Посреди огромной площади стояла одинокая, маленькая фигура: еще один выживший в огромном городе. На мгновение тучи расступились и выглянуло солнце. Я сделал глубокий вдох — ледяной воздух обжег горло.

Это была девушка с видеозаписи: светлые волосы, милое личико.

«Каждый день я буду ждать в десять утра у входа на каток возле Рокфеллеровского центра»

Стало не по себе. Я остановился. Неужели? Неужели я нашел их: сначала Рейчел и Калеба, теперь Фелисити. А сколько еще на Манхэттене осталось таких, как мы?

Девушка подошла ближе. Никаких сомнений: это точно Фелисити, именно ее я видел на камере в квартире дома номер пятнадцать по улице Централ–парк–Вест. Она все же нашла мою записку, а я, наконец–то, не опоздал. Фелисити смотрела на меня, сомневаясь, стоит ли подходить. Я помахал, и она улыбнулась.

— Джесс?

Мне понравился ее голос: точно такой, как на записи, очень приятный, только теперь он звучал по–настоящему. Мне хотелось слышать его постоянно, хотелось, чтобы Фелисити не умолкала. С Рейчел такого не было, и я снова почувствовал себя виноватым.

Вспомнились Анна и Мини из лагеря ООН. Я сдружился с Мини, и судя по тому, как она смотрела на меня, я ей нравился. Но по–настоящему меня тянуло к Анне: меня влекли длинные черные ресницы, ярко–красные губы, пахнущие клубникой. В первую неделю лагеря мы попали в грозу по пути в отель. Чтобы не намокнуть, мы спрятались под навесом какого–то магазинчика — и Анна быстро поцеловала меня. Губы у нее были очень горячими.

Мне хотелось как–нибудь снова поцеловать ее, но она будто забыла о нашем поцелуе, а потом стало слишком поздно.

— Да, это я.

И быстро пошел к Фелисити: пятьдесят метров, тридцать, десять. Я протянул ей руку, но вместо этого она крепко обняла меня. Мы стояли посреди площади, обнявшись, и смеялись, смеялись от счастья, от радости, что двое выживших нашли друг друга. Затем Фелисити отступила на шаг, не снимая руки с моего плеча, будто боялась, что я исчезну. Она вся была холодная, только теплое дыхание согревало мне шею. В глазах у нее стояли слезы. На ресницах блестели капельки, из–под вязаной шапочки выглядывали белые волосы, подернутые инеем. Какая же у нее улыбка!

— На тебе папина шапка.

— Извини, — смущенно сказал я и стал стягивать шапку, надетую под бейсболку.

— Тебе идет. Теперь она твоя.

— Спасибо.

Фелисити просияла.

— Прости, прости, что я не пришел раньше.

— Ты о чем?

— Я не приходил все эти дни…

— Серьезно?

— А что?

— Я тоже!

Фелисити держала меня за руки.

— Я сегодня первый раз пришла, — стала объяснять она. — Только вчера вернулась домой, нашла твою записку.

— Только вчера? — переспросил я. Мне полегчало. Я не подвел ее. На стеклах полуразрушенных зданий играли ослепительно–желтые солнечные блики, непривычно яркие на фоне тяжелого серого неба. В полной тишине опять посыпался снег. Два человека, две крошечных точки, стояли на краю пропасти.

— Когда ты ушел?

Я не сразу сообразил, что ответить:

— Три дня назад…

— Этого я и боялась. Так и подумала, что ты приходил сразу после моего ухода.

— Я искал тебя в парке в тот день, когда посмотрел запись, но никого не нашел — те люди ушли. Я так боялся идти сюда, боялся, что никогда–никогда не найду тебя.

— Мы, наверное, разминулись в парке. Я видела там зараженных людей, которые грелись у огня и пили из бутылок…

— Мы называем их охотниками.

На ее лице одновременно отразилось и недоумение, и любопытство: – Кто «мы»?

Вряд ли стоило сейчас рассказывать Фелисити об Анне, Дейве и Мини, поэтому я просто сказал ей о Рейчел и Калебе.

— Тебе повезло, что ты нашел людей. Скорее всего, мы видели одних и тех же охотников, просто в разное время.

— Да. Я видел их в парке как раз перед тем, как нашел твою квартиру. Затем оставил записку и ушел.

Фелисити кивнула. Она не выпускала моих рук: ладошки у нее были маленькие, мягкие, теплые даже через перчатки.