Книга Физиология брака - Оноре де Бальзак

LVII. Продолжительность страсти, связующей два существа, способных любить, прямо пропорциональна силе первоначального сопротивления женщины либо серьезности препятствия, которое воздвигают на пути к счастью превратности общественной жизни.

Если вы добьетесь взаимности за один день, любовь ваша не проживет больше трех ночей. Отчего? Не знаю. Оглянитесь вокруг, и вы увидите многочисленные подтверждения этого правила: в мире природы тем растениям, которые дольше всего созревают, суждено самое долгое существование; в мире нравственном книги, написанные вчера, назавтра уже умирают; в мире физическом женщина, не доносившая плод до положенного срока, рождает мертвое дитя. Повсюду залогом долголетия является длительная подготовка. Чем богаче прошлое, тем длиннее будущее. Если любовь — дитя, то страсть — зрелый муж. Именно этот общий закон, подчиняющий себе природу, людей и чувства, нарушают, как мы показали, наши браки. Напротив, все средневековые легенды о любви — сказания об Амадисе, Ланселоте и Тристане, героях, чье постоянство по праву зовется баснословным, — чтут этот закон. Принявшись подражать греческой литературе, мы умертвили нашу национальную мифологию, а ведь пленительные создания, нарисованные воображением труверов, воплощали бесспорную истину.

LVIII. Мы привязываемся надолго лишь к тому, что стоило нам забот, трудов и терзаний.

Все, что мы знаем об основаниях этого главного закона, сводится к следующей аксиоме, являющейся разом и ядром этого закона, и его следствием:

LIX. Какую сферу жизни ни возьми, мы всегда получаем ровно столько, сколько отдаем.

Утверждение это до такой степени самоочевидно, что мы не станем его доказывать, и добавим к нему лишь одно-единственное замечание, на наш взгляд, довольно существенное. Человек, изрекший: «Все — правда, и все — ложь»[134], высказал мысль, которую ум человеческий, от природы склонный к лжемудрствованию, истолковал на свой лад, ибо поистине у вещей столько граней, сколько найдется умов, их рассматривающих. Дело вот в чем:

В мире нет закона, который не уравновешивался бы законом противоположным: вся жизнь — не что иное, как плод равновесия двух соперничающих сил. Следовательно, в любви тот, кто дает слишком много, получает недостаточно. Мать, выказывающая детям всю свою нежность, взращивает в них неблагодарность — проистекающую, возможно, из неспособности ответить на материнскую любовь любовью столь же сильной и деятельной. Женщина, любящая своего избранника сильнее, чем он ее, непременно станет его рабой. Долгая жизнь суждена лишь той любви, что вечно удерживает силы любящих в равновесии. Известен и способ установить это равновесие: пусть тот из двоих, кто любит больше, выказывает ровно столько же страсти, сколько тот, кто любит меньше. В конце концов, раз любовь допускает такое неравенство, любящей душе ничего не остается, кроме как принести эту сладостную жертву.

Каким восхищением преисполняется душа философа в миг, когда он открывает, что мир, возможно, зиждется на одном-единственном принципе, подобно тому как нами повелевает один-единственный Бог, а наши идеи и чувства подчиняются тем же законам, которым повинуются солнце, цветы и весь мир!..

Пожалуй, именно на этой метафизике любви основывается следующее утверждение, проливающее яркий свет на соотношение месяцев медового и ледяного:

Теорема

Человек движется от отвращения к любви; но, начав с любви и дойдя до отвращения, он уже никогда не возвращается назад.

Есть люди, чье воображение бесплодно, а мысли и чувства не развиты вполне. Как иные умы легко улавливают отношения между вещами, но не умеют сделать выводы из своих наблюдений, без труда подмечают каждую сторону явления отдельно, но не могут соединить их вместе, способны только смотреть, сравнивать и описывать, — так иные души не умеют чувствовать, и переживания их весьма несовершенны. В любви же, как и во всяком другом искусстве, истинный талант отличается совершенством как замысла, так и исполнения. Мир полон людей, которые распевают мелодии без начала и без конца, у которых в голове бродят четвертинки бессвязных мыслей, а в душе — четвертинки беспорядочных чувств, — одним словом, людей, которые являются таковыми лишь наполовину. Соедините ясный ум с умом вялым — и вы обречете обоих на беды: ведь во всем необходимо равновесие.

Предоставим философам из будуаров и мудрецам из торговых рядов исследовать тысячи способов, с помощью которых темперамент, ум, общественное положение и состояние кошелька нарушают равновесие в браке; нам же предстоит рассмотреть последнюю причину, предопределяющую окончание медового месяца и начало месяца ледяного.

В жизни есть принцип более могущественный, чем сама жизнь. Это — движение, плод силы, нам неведомой. Человек так же мало знает о причинах этого движения, как мало знает Земля о причинах, заставляющих ее вращаться вокруг Солнца. Эта таинственная сила, которую я охотно назвал бы течением жизни, уносит самые дорогие из наших мыслей, растрачивает нашу волю и помимо нашего желания увлекает всех нас в неизвестность. Так негоциант, никогда не забывающий заплатить по векселям, человек здравомыслящий, который мог бы избежать смерти или болезни (опасности, пожалуй, даже более страшной), если бы соблюдал — но соблюдал ежедневно! — простейшие меры предосторожности, благополучно отправляется в мир иной, потому что много дней подряд восклицает перед сном: «Ну, уж завтра-то я не забуду принять лепешки!» Чем объяснить эту странную забывчивость, проявления которой мы видим повсеместно? Недостатком ли энергии? Но забывчивости этой подвержены люди, наделенные самой могучей волей! Недостатком ли памяти? Но забывчивостью этой страдают люди, обычно ничего не забывающие.

Изъян, о котором мы говорим и который каждый мог заметить в характере своего соседа, как раз и обрекает многих мужчин на прощание с радостями медового месяца. Мудрейший из людей, благополучно обогнувший все рифы, описанные нами выше, иной раз попадается, таким образом, в свои собственные сети.

По моим наблюдениям, мужчины относятся к браку и опасностям, которыми он чреват, как к парикам, и, быть может, формула всей человеческой жизни заключена в перечне тех изменений, какие претерпевает отношение мужчин к сей принадлежности туалета.

Первый период. Неужели я когда-нибудь поседею?

Второй период. Даже если я поседею, ни за что не стану носить парик. Это такая гадость!

Однажды утром юный голос, более привычный к радостям любви, чем к ее печалям, восклицает: «Как?! У тебя седой волос!..»

Третий период. Отчего бы, собственно, не надеть парик, если он будет выглядеть совсем как настоящие волосы? Приятно одурачить друзей и знакомых; вдобавок парик согревает голову, в нем труднее простудиться и проч.

Четвертый период. Парик сделан превосходно и вводит в заблуждение всех, кто вас не знает.