Книга Надежды Кинолы - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фонтанарес (опускаясь на одно колено). О, благодарю! Океан, я мечтал покорить тебя, а ныне в тебе одном я нахожу защиту: ты сохранишь мою тайну на веки веков! (Киноле.) Пусть Мониподио выйдет в открытое море и пусть немедленно потопит корабль.
Кинола. Позвольте, что же это такое? Кто из нас, вы или я, сходит с ума?
Фонтанарес. Повинуйся.
Кинола. Но, дорогой мой господин...
Фонтанарес. Дело идет о твоей и моей жизни.
Кинола. Повиноваться, не понимая! Попробую в первый раз. (Уходит.)
Те же, кроме Кинолы.
Фонтанарес (к дон Фрегосо). Ваша светлость, отложим спор о первенстве, его нетрудно будет разрешить. Но, во всяком случае, голову свою я желаю сохранить, и вы, конечно, не откажетесь выдать мне вот этот протокол, потому что он содержит мое оправдание перед королем Испании, нашим повелителем.
Дон Рамон. Так вы признаете мои права?..
Фонтанарес. Я признаю все, что вам угодно, даже что О плюс О — бином.
Дон Фрегосо (посовещавшись с Великим инквизитором). Ваша просьба законна. Вот заверенный список протокола. Подлинник останется у нас.
Фонтанарес. Итак, жизнь мне дарована. Вы все, здесь присутствующие, смотрите на дон Рамона как на истинного изобретателя корабля, который только что двигался силою пара на глазах у двухсот тысяч испанцев?
Все. Да...
Появляется Кинола.
Фонтанарес. Так вот, дон Рамон сотворил чудо, дон Рамон сможет его и повторить.
Слышен грохот.
Чуда больше не существует. Подобная сила небезопасна. И опасность, которой дон Рамон даже не подозревал, дала себя знать, пока он тут принимал награды.
Крики. Все бросаются на балкон взглянуть на море.
Я отомщен!
Дон Фрегосо. Что скажет король?
Великий инквизитор. Франция в огне, Нидерланды восстали, Кальвин взбудоражил всю Европу, — у короля так много забот, что он не может заниматься каким-то кораблем. Это изобретение и реформация, не слишком ли много за один раз? Так мы еще некоторое время будем ограждены от ненасытных притязаний народов.
Все уходят.
Кинола, Фонтанарес и Фаустина.
Фаустина. Альфонсо, я причинила вам много зла.
Фонтанарес. Мария умерла, сеньора. Я больше не знаю, что значат слова «зло» и «добро».
Кинола. Наконец-то он заговорил как настоящий мужчина!
Фаустина. Простите меня, я посвящаю себя вашим новым замыслам.
Фонтанарес. Простить? Это слово также стерто в моем сердце. Бывают такие несчастья, что сердце от них или разбивается, или становится бронзовым. Еще вчера мне было двадцать пять лет, сегодня вы сделали меня пятидесятилетним стариком. Вы отняли у меня целый мир, вы мне должны дать новый...
Кинола. О, если дошло до политики...
Фаустина. Разве моя любовь, Альфонсо, не стоит целого мира?
Фонтанарес. Да, потому что ты — великолепное орудие разрушения и гибели. Теперь я с твоей помощью покорю всех тех, кто мне мешал. Я беру тебя не в жены, а в рабыни, и ты будешь мне служить.
Фаустина. Служить слепо.
Фонтанарес. Но без надежды на взаимность. Ты знаешь сама, здесь — бронза. (Ударяет себя в грудь.) Ты помогла мне понять, что такое мир! О мир корысти, хитрости, происков и коварства, теперь поборемся!
Кинола. Сеньор!
Фонтанарес. Что?
Кинола. А я как же?
Фонтанарес. Ты единственный, для которого есть еще место в моем сердце. И наш путь втроем...
Фаустина. Куда?
Фонтанарес. Во Францию.
Фаустина. Едем скорее. Я знаю, какова Испания. Здесь замышляют вашу гибель.
Кинола (к публике). Надежда Кинолы — на дне морском. Благоволите простить наши ошибки. В Париже мы достигнем, наверно, гораздо большего. Ей-ей, ад вымощен благими изобретениями[19].
