Книга Пепел врага - Сергей Зверев

Деликатно подхватив десантника под локоть, хирург вывел его в коридор. Устроившись в темном закутке, профессор присел на край кадушки, в которой, по идее, должна была расти пальма. Он отогнул полу халата и из кармана брюк достал пачку сигарет.

Ловким движением выбив сигарету из пачки, профессор предложил:

– Курите.

Капитан, пребывавший в легком недоумении, потому что никакого разрешения от хирурга не получал, отказался:

– Я думал, что в госпиталях запрещено курить.

– Верно. Но мы живем в России, где запреты для того и существуют, чтобы их нарушать, – заявил хирург.

Глаза профессора при этом оставались грустными. Слишком часто они видели, как тает призрачная граница между жизнью и смертью.

– Вы капитан Верещагин? – попыхивая едким дымком недорогих сигарет, спросил профессор.

Этот вопрос заставил десантника еще больше удивиться.

– Так точно.

Профессор похлопал его по плечу:

– Ах, голубчик, оставьте эту казенщину. Я хоть и ношу погоны с большими звездами, военный врач все-таки, но излишнего формализма не переношу. Не радуют, понимаете ли, батенька, чины в наше время. Теперь если в чинах, то или вор, или прощелыга. Так, по крайней мере, общество думает.

«А он ведь прав. О военных сейчас мало кто хорошо отзывается. Солдатиков жалеют, а вот офицеров не жалуют. Писаки всякую ерунду в газетах пишут. Из-за ссучившихся сволочей пятно на всю армию легло», – подумал Верещагин, вслух спросив:

– Вы откуда мою фамилию знаете?

Хирург глубоко затянулся, докурил сигарету до фильтра и, затушив ее в кадке, ответил:

– Сержант твое имя в бреду часто повторял. Вот я и запомнил. Наверное, крепко уважает тебя сержант.

Проглотив комок, застрявший в горле, капитан отозвался:

– Наверное.

– Крепкий он парень, – задумчиво произнес хирург.

Верещагин невесело вздохнул:

– Как ему теперь жить?

Его собеседник недовольно поморщился:

– Ты не спеши сержанта списывать. Другие и при руках и при ногах не живут, а только небо коптят. От рождения немощью страдают и на судьбу жалуются. Все ноют, что не в той стране родились, не так родители воспитали или слишком маленькое наследство оставили. А Васильев – молодец. Не скулит. Он свое место в жизни и без ног найдет. Только помогать ему надо. Улавливаешь мысль, капитан?

– Улавливаю, – отозвался Верещагин.

– Хуже всего, когда друзья отворачиваются.

Десантник утвердительно качнул головой:

– Согласен.

– А ты сержанта от смерти спас. Ну и мы, как можем, стараемся. Так что, капитан, мы с тобой вроде как компаньоны, – рассмеялся хирург. Он порывисто встал, пожал капитану руку и на прощание добавил: – Ладно, ты еще немного с Васильевым поговори и отчаливай. Ему волноваться вредно.

– В Москву скоро переправите? – вспомнив слова сержанта, спросил Верещагин.

– Пока он не транспортабельный, – удаляясь со скоростью курьерского поезда, проинформировал хирург.

Уже в спину медицинскому начальнику Верещагин крикнул:

– Вы сестричку-то не наказывайте!

Медик остановился, обернулся и с грустью произнес:

– Да ладно, адвокат, успокойся. Девчонкам и так тут хватает. Вроде должны уже ко всему привыкнуть. А как насмотрятся на парней вроде Васильева, так и ходят с глазами на мокром месте.

Через секунду доктор исчез в лабиринте коридоров.

Капитан еще долго смотрел в темноту коридора, размышляя о том, через какие испытания еще придется пройти сержанту. В душе поднималась волна ярости по отношению к тем, кто превратил здорового парня в калеку, к тем, кто убивает за деньги, при этом прикрываясь громкими словами, и особенно к тем, кто помогает убийцам, предает своих ради своих шкурных интересов.

Вернувшись в палату, Верещагин увидел, что сержант лежит с закрытыми глазами.

– Спит? – спросил капитан у примостившейся на краю постели «мышки».

– Разволновали вы его, – шепотом ответила сестричка.

Верещагин заметил, что девушка по-особенному смотрит на сержанта – с заботой и нежностью, непредусмотренными служебными обязанностями.

Положив ладонь на дверную ручку, капитан тихо произнес:

– Светлана, позаботься о парне. Такого мужика еще поискать надо.

Девушка робко улыбнулась.

«А она красивая», – отметил про себя Верещагин.

– Не волнуйтесь. Я Василия не оставлю, – с твердостью, присущей только влюбленным женщинам, произнесла сестричка.

Капитан вышел из хирургического корпуса с удивительным спокойствием в душе. Такого он давно не испытывал.

Верещагин двинулся неспешным шагом по тенистой аллее. Кое-где на скамейках сидели пациенты госпиталя, наслаждавшиеся тишиной, солнечным светом и общением друг с другом. Они заплатили за эту роскошь ранами и болезнями.

Сидевший на последней скамейке худой паренек в нелепом синем халате с перебинтованными руками окликнул Верещагина:

– Товарищ капитан, угостите сигареткой?!

Десантник, порывшись в карманах, достал пачку и протянул ее солдату:

– Держи, воин!

Солдатик виновато улыбнулся, показывая глазами на руки:

– Прикурите, пожалуйста!

Только сейчас десантник увидел, что у парня начисто отсутствуют кисти рук. Вместо них из рукавов халата выглядывают перепеленатые бинтами культяпки.

– Врачи говорят, что скоро научусь культями все делать, – продолжая застенчиво улыбаться, произнес паренек.

Верещагин прикурил сигарету и осторожно поднес ее к губам пацана.

Тот, жадно затянувшись, выдохнул:

– Я после армии в художественное училище поступать хотел. Теперь кранты. Разве этим рисовать можно?

Подняв культяпки, солдатик посмотрел на то, что еще недавно было ладонями с пальцами, способными переносить на холст человеческие лица, пейзажи или лунный свет.

Верещагин не стал утешать калеку. Вместо слов он снял с плеча брезентовую сумку, раскрыл молнию и, покопавшись внутри, достал блок сигарет.

– Это мне? – недоверчиво спросил безрукий.

– Тебе, – положив блок на скамейку, ответил капитан.

– Может, распечатаете? Мне целлофан будет трудно снять, – попросил растроганный щедростью незнакомца солдат.

Верещагин отреагировал жестко:

– Тебе, парень, надо учиться заново жить. Жалости ни от кого не жди. Рассчитывай только на себя. Для тебя, солдат, война еще не скоро закончится. Вот с этого целлофана и начинай.