Книга Смоленск. Полная история города - Сергей Юрьевич Нечаев

Наполеону прямую дорогу на Смоленск с юго-запада.

А тем временем Наполеон перевел через Днепр почти 175 000 человек, двинулся через Ляды параллельно реке и вполне мог без боя взять оставленный Смоленск, отрезав двум русским армиям дорогу на Москву. Сделай он это, положение русских стало бы поистине катастрофическим. Но этого не произошло, так как дивизия генерала Д.П. Неверовского под Красным сумела оказать французам доблестное сопротивление, и это повлияло на скорость передвижения французских войск к Смоленску. То есть если бы не новобранцы Неверовского, французская кавалерия вполне могла бы достичь Смоленска к вечеру 2 (14) августа.

Как пишет Н.А. Троицкий, руднинские маневры «не нашли понимания ни у современников, ни у историков».

А что же князь Багратион? А вот он не стал утомлять себя каким-то анализом ситуации, а открыто обвинил Барклая-де-Толли в измене. Он написал А.А. Аракчееву, в письмах к которому он обычно изливал душу, что быть с военным министром он никак не может. Более того, он стал просить о переводе из 2-й Западной армии, «куда угодно, хотя полком командовать в Молдавию или на Кавказ». И по какой же причине? Да потому, что, согласно Багратиону, «вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно, да и толку никакого нет».

В приступе неуместной эмоциональности князь Багратион написал: «Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу!»

А в письме графу Ф.В. Ростопчину князь Багратион пошел еще дальше и написал о Барклае-де-Толли совершенно недопустимое: «Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр может хороший по министерству, но генерал – не то, что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего отечества… Я, право, с ума схожу от досады».

Естественно, высказывания князя Багратиона дошли до Михаила Богдановича, и между двумя заслуженными генералами произошла безобразная сцена.

– Ты немец! – кричал князь Багратион. – Тебе все русское нипочем!

– А ты дурак, – отвечал ему Барклай-де-Толли, – и сам не знаешь, почему себя называешь коренным русским…

И все же, если вернуться к событиям перед Смоленском, что было полезнее для России – шапкозакидательские настроения бурлящего необузданной энергией князя Багратиона или холодный расчет ответственного за порученное ему дело Барклая-де-Толли?

Избавим читателя от необходимости делать не самые приятные выводы. Авторитетный историк Н.А.Троицкий подводит следующий итог событиям перед Смоленском: «Стратегическая интуиция и осмотрительность Барклая, побудившие его не удаляться от Смоленска больше, чем на три перехода, и выставить наблюдательный отряд к Красному, оказали на последующий ход событий важное и выгодное для России влияние».

И тут, как говорится, ни убавить ни прибавить.

* * *

А тем временем все в обеих русских армиях уже открыто требовали генерального сражения.

Как мы уже говорили, подвиг дивизии генерала Неверовского позволил русским армиям вовремя подойти к Смоленску.

Этот город, один из наиболее значительных в России, насчитывал 20 000 жителей, имел старинную крепостную стену вроде той, какая окружает Кёльн, и несколько плохих полуразрушенных земляных укреплений бастионного типа. Местоположение Смоленска настолько неблагоприятно для устройства здесь крепости, что потребовались бы крупные расходы на превращение его в такой пункт, который стоило бы вооружить и обеспечить гарнизоном. Дело в том, что город расположен на скате высокого гребня левого берега реки; вследствие этого с правого берега реки очень ясно просматривается весь город и все линии укреплений, спускающиеся к реке, хотя правая сторона и не выше левой; такое положение является противоположным хорошо укрытому от взоров расположению и представляет собой наихудшую форму нахождения под господствующими высотами. Поэтому вполне ошибочно было бы утверждение, что русским ничего не стоило бы превратить Смоленск в крепость. Превратить его в укрепленный пункт, который мог бы продержаться одну и самое больше две недели, это, пожалуй, было возможно; но, очевидно, неразумно было бы ради столь краткого сопротивления затрачивать гарнизон в 6000–8000 человек и от 60 до 80 орудий, множество снарядов и другого снаряжения. В том виде, в каком находился тогда Смоленск, защищать его можно было только живой силой.

КАРЛ ФОН КЛАУЗЕВИЦ, прусский военный теоретик

В шесть часов утра, 4 (16) августа, начались бои за город, и теперь примерно 200-тысячной армии Наполеона противостояло 120 000 русских. Но это – теоретически. На практике же непосредственно оборону Смоленска взял на себя Барклай-де-Толли, а князь Багратион очень скоро отошел по Московской дороге, со всей своей армией остановился у Валутиной Горы и мог только слышать грохот сражения за Смоленск.

По мнению Карла фон Клаузевица, «из-за постоянно возникавших проектов наступления было упущено время для подготовки хорошей позиции, на которой можно было бы принять оборонительное сражение». Как следствие, никто не отдавал себе ясного отчета, где и как следует расположиться. Но при этом Барклай бледнел от одной только мысли о том, что скажут русские, если он, несмотря на соединение с Багратионом, покинет без боя район Смоленска, этого священного для русских города.

В принципе, когда в Смоленске было еще не так много русских войск, Наполеон мог взять город, но не сам Смоленск был его целью – ему необходимо было победоносное генеральное сражение. Совершенно очевидно, что именно поэтому он и решил не препятствовать соединению обеих русских армий. Во всяком случае, когда он увидел спешно идущие к городу русские дивизии, он с радостью воскликнул:

– Наконец-то, теперь они в моих руках!

Наполеон ожидал, что русские выступят из города для сражения с ним, но, видя, что не таково было их намерение, он сам решился атаковать. На этот момент у него было примерно 150 000 человек, а еще на соединение с ним подошел из Могилева польский корпус генерала Понятовского.

С раннего утра 5 (17) августа все наполеоновские войска стояли в ружье, за исключением вестфальского корпуса генерала Жюно, который сбился с дороги и пришел на свою позицию не раньше пяти часов дня. Это, кстати сказать, было лучшим доказательством того, что уже на первом своем шагу в коренную Россию завоеватели лишились необходимого пособия на войне – надежных проводников.

С рассветом началась перестрелка в предместьях. В восемь часов утра генерал Д.С. Дохтуров сделал довольно сильную вылазку из города в предместья и вытеснил оттуда, почти без сопротивления, неприятеля в поле. Наполеон ограничивался перестрелкой, надеясь выманить русскую армию на левую сторону Днепра. Полки 24-й дивизии П.Г. Лихачёва, стоявшие вправо от Молоховских ворот, сформированные из сибиряков, в первый раз дравшихся с французами, беспрестанно кидались вперед, несмотря на многократные приказы не выходить из черты предместий. Лишь только приближались вражеские стрелки, они выбегали навстречу, раздавалось «ура!», и все усилия начальников умерить рвение солдат были напрасны.

До