Книга Неверный муж. Я тебя не прощу! - Айрин Лакс

ночь?!

Связалась с кавказцем!

Беспредельщик какой-то…

Совсем границ не видит, законы топчет.

— Галя-я-я… — хрипит Степан. — Ты так и будешь стоять? Или все-таки мне поможешь? Вылупилась, как овца!

Если бы не последняя фразочка, я бы бросилась к нему на помощь, подставила бы свое плечо.

Но Степан — такой… Степан мудак даже в мелочах.

Из него сквозит пренебрежение в мой адрес, оскорбления на автомате изо рта вылетают.

Поэтому… Даже если в его избиении виноват Дашаев, я не брошусь на подмогу к парнокопытному мужу.

Надо поговорить с Маратом, но пока ничем не выдам себя.

— Что стряслось, Степ?

Он медленно садится на пуф, повесив голову, и вдруг всхлипывает, закрыв лицо ладонями. Сначала едва слышно, тихо-тихо, потом все громче и громче, пока не начинает по-настоящему горько плакать, шмыгая носом и приговаривая:

— Все… Все украли, уроды! У-у-у… Все украли… Все мои… Накопления, все-е-е!

На звуки рыданий Степана из комнаты выскакивают братья. В одних майках и трусах, явно легли спать, но проснулись.

— Пап? Что такое? Папа…

Димка подходит первым, осторожно касается плеча отца. Тот поднимает голову.

— Кто тебя так? Вставай, пап…

Дима подставляет плечо, помогает Степану подняться, ведет его в зал небольшими шажками.

Лешка стоит, упрямо поджав губы, дышит часто.

— Что с ним, ма?

— Сама не знаю… Бормочет что-то.

Пока Димка помогает улечься Степану, набираю лед в пакет.

Так, разногласия в сторону, нужно выяснить, что случилось.

— Держи, это лед. А теперь расскажи. Что случилось? Как? Ты…

Вглядываюсь в распухшую рожу Степана, замечаю детали: у него над бровью наложены швы.

То есть в больнице он уже побывал.

Степан прикладывает лед к ребрам, постанывает тихо.

— Ты был в больнице?

— И в ментовке, — различаю его слова, потом он снова повторяет: — Суки. Твари… Все… украли!

— Степ, что украли? Ты можешь сказать?

Он чуть-чуть кивает, закрыв глаза. Хотя они у него заплывшие, даже не ясно, вдруг это считается, что у него глаза открыты.

— Я сегодня снял деньги. Со своего депозита, — говорит он.

Что?!

Та-а-ак!

Хорошенькое начало…

Со своего депозита он деньги снял.

— Зачем, Степ? Мы же на квартиру копили. Ты квартиру нашел, что ли?

— Какая квартира, Галь? Ну, какая?! Ты лыжи в развод навострила, и я тебе за это квартиры покупать должен, что ли?! Машину я себе хотел купить, ясно? Директором скоро стану, а езжу на старой бричке!

— Боже мой! — восклицаю я, добавив чуть тише: — Боже мой… Вот это ты отчебучил! Ты посмотри, какая важная птица! Тебя еще не повысили, а ты машину новую покупаешь! Ма-ши-ну, Степ! МАШИНУ?! Охренел, что ли?! Мы столько на всем экономили, на одну зарплату жили, я сверхурочно пахала, думая, что скоро расширимся, а ты… Тьфу!

Я сердито поднимаюсь, вышагивая по залу. Близнецы замерли, как две продолговатые тени, в дверях.

Меня трясет от негодования.

То есть депозит — его и только его?

Вот свинья неблагодарная, мне говорил, на квартиру он копил. И то, что мы всей семьей на мою зарплату жили, не считается?!

Ведь он, прости-господи, пил и жрал на мою зарплату, а свою, получается, крысил, почти целиком.

— Машину он купить решил! — всплескиваю руками.

— Я же говорил, он машину присматривает! — пожимает плечами Дима. — Ну че, баран, съел? — спрашивает у Лешки. — Я прав.

— От барана слышу. А я насчет Илонки прав, мацались они. Я видел, мацались!

— Так… — едва слышно пытается приструнить пацанов Степан. — Что за разговорчики? В присутствии отца… Много вы понимаете, мацалки у вас еще не выросли, чтобы такое говорить. Сопли под носом висят!

Вот дурак!

Закапывает себя!

Нельзя парням в возрасте сыновей говорить, что у них кое-что не выросло и не дозрело, и вообще нельзя им тыкать, мол, вы сопляки.

НЕ-ЛЬ-ЗЯ!

— Пошли! — Лешка уходит, утащив Диму за собой, за лямку майки. — А ты впрягался за него!

Мальчишки уходят под бубнеж Степана и обещания им показать, кто в доме батька, и все в таком духе.

— Так…

Смахиваю холодный пот со лба.

Подлость Степана не знает границ.

Но сейчас меня интересует кое-что другое.

— Хорошо, ты… захотел купить машину! — цежу сквозь зубы. — А дальше-то что? Купил и обмывать пошел? В баре подрался?! Или не купил? Я ничего не понимаю!

— Не купил… Меня поджидали. Или следили… Я снял деньги, поехал, только вышел из машины, с портфелем…

Ага, а в портфеле — денежки! Ой, дурак…

— На меня напали. Их было двое. Здоровенные. Лиц не разглядел. У меня, Галь… Все забрали. Все! Я очнулся, сразу в ментовку, сразу… Найдут их, а? Как думаешь?!

Не знаю, найдут или нет.

Когда Степан сказал, здоровенные, я опять подумала, что это дело рук Дашаева.

Пусть бы не нашли…

Так, стоп… Степан сказал, что у него деньги украли.

Тут что-то не вяжется.

Не похож Дашаев на того, кто украл бы деньги.

А вдруг он не сам это сделал? Вдруг нанял кого-то, а те не гнушаются воровством?

Надо поговорить с ним…

Нет, что это такое, называется?

Лезет в мою жизнь без конца. Сказала по-хорошему, подожди, дай решить свои сложности, нет, он все равно лезет! И еще такими низкими способами.

Вот с кем я связалась, а?

Один мужик другого хуже, честное слово.

Кажется, пора завязывать с мужиками. От них одни беды.

* * *

Я с огромным трудом дожидаюсь наступления рассвета.

Встаю с первыми лучами солнца, готовлю близнецам завтрак.

Творожная запеканка, яйца, салат.

Все оставляю на столе.

Спала