Книга Гражданские войны в России, 1916-1926. Десять лет, которые потрясли мир - Jonathan D. Smele

толчком к созданию Красной армии, была вызвана восстанием Чехословацкого легиона в конце мая 1918 года. Чехословацкий легион численностью 35 000 человек, состоявший из бывших военнопленных (захваченных в австро-венгерской армии) и некоторых чехов и словаков, долгое время проживавших в России, был сформирован на добровольной основе (как дружина) во время мировой войны и участвовал в боях 1917 года (в частности, в Зборовском сражении в июле 1917 года). В январе 1918 года легион был официально включен в состав французской армии, а 26 марта того же года заручился согласием нового советского правительства (жаждавшего избавиться от потенциальной пятой колонны союзников) на то, чтобы покинуть Россию через Владивосток. Легионеры в основном хотели только одного: чтобы их вывезли из России и отправили по всему миру, чтобы они продолжили свои усилия по защите интересов союзников (и независимости Чехословакии) на Западном фронте. Однако на протяжении всего мая 1918 года на участке Транссибирской магистрали Волга-Урал-Западная Сибирь (путь бегства легиона на восток) происходили столкновения между вооруженными до зубов чехами, которые нервничали из-за того, что их передали Центральным державам после заключения Брест-Литовского договора, и не менее нервными местными советскими властями, подстрекаемыми нетерпеливыми приказами Троцкого: Очевидно, не зная или не интересуясь тем, что местные советские власти, испытывавшие большие трудности, не имели никаких возможностей разоружить чехов, недавно назначенный народный комиссар по военным делам приказал им конфисковать оружие легиона и пригрозил смертной казнью тем, кто откажется подчиниться таким неуместным указаниям.

Хотя в целом они опасались вмешиваться в действия чешских эшелонов, которые положительно и целеустремленно побрякивали оружием, проходя через свои станции, к этому времени советские власти в Пензе и Самаре, как и Троцкий в Москве, задумались, действительно ли это была такая хорошая идея - посылать фаланги союзных солдат через Урал в районы, где антибольшевистские казаки, от Оренбурга до Забайкалья, уже бросали вызов советской власти. Этот мутный суп взаимного недоверия подливали и подмешивали те, кто был заинтересован в разрыве между советскими властями и чехами: агенты союзников (которые готовились к такому исходу еще со времен командировки в Петроград в конце 1917 года У. Сомерсета Моэма) и убежденные антибольшевики (такие как генерал М.К. Дитерихс и меркантильный Радола Гайда) среди чешского командования. Сами легионеры, как покажут дальнейшие события, не имели иного желания, кроме как выбраться из России и показать свою силу союзникам на Западном фронте, чтобы завоевать независимость для своей родины. Однако после кровопролитного столкновения под Челябинском 14 мая 1918 года между чехами, двигавшимися на восток, и мадьярами, двигавшимися на запад (бывшими военнопленными, которых репатриировали из лагерей в Сибири и Средней Азии в соответствии с условиями Брест-Литовского договора), ситуация достигла точки кипения, и Легион - уже готовый темпераментно (если не полностью организационно) к действиям - в течение нескольких дней захватил Транссибирскую магистраль от Самары на Волге до Западной Сибири; а к концу июня 1918 года в его руках оказалась восточная конечная станция Владивосток. Тем не менее, главной задачей легионеров было обеспечение собственного выхода из русской трясины, но в хаосе, которым была Россия в 1918 году, все не могло быть так просто.

Если бы чехословацкое восстание оставалось самодостаточным и по сути чуждым явлением, возможно, удалось бы достичь какого-то согласия между лидерами легиона и советской властью, или же нарождающаяся Красная армия могла бы прогнать повстанцев из России. Однако на востоке России, в Сибири и на Дальнем Востоке восстание чехословацкого легиона, напротив, создало питательную среду, в которой могли прорасти уже посаженные семена внутренней контрреволюции. Так, по мере продвижения восстания на восток, из волжско-урало-сибирской почвы, в которой большевизм так и не пустил прочных корней - ПСР ведь получила огромное большинство к востоку от Волги на выборах в Учредительное собрание - возникла череда претендентов на советскую власть (и взаимных соперников местной и якобы общероссийской власти), протянувшаяся от Волги до Тихого океана. В Самаре 8 июня 1918 года было провозглашено правление Комитета членов Учредительного собрания (Комуч), в Екатеринбурге с 25 июля 1918 года собралось Временное областное правительство Урала (официально образовано 25 августа 1918 года), а в Омске появился Западно-Сибирский комиссариат (26 мая 1918 года), который вскоре уступил место более консервативному (хотя в его составе поначалу все же были социалисты) Временному Сибирскому правительству (23 июня 1918 года). Фактически и ВСК, и ПСГ были отпрысками Временного правительства автономной Сибири - областного правительства, о котором давно мечтали сибирские областники, избранного делегатами Сибирской областной думы в Томске 26-7 января 1918 года, до ее упомянутого выше разгона красногвардейцами. Оставив свои "шпалы" в Сибири, руководство ПГАС бежало на Дальний Восток, где оно также несколько нелепо появилось (Владивосток находится в 3500 верстах от Томска) после действий чехов, чтобы провозгласить свою всесибирскую власть во Владивостоке в июле 1918 года.

Так называемая "демократическая контрреволюция" на востоке имела значительные местные корни, что символизировалось, в частности, присутствием в ПСГ политических и общественных активистов со стажем, которые называли себя приверженцами сибирского областнического движения (областничества), восходящего к концу 1600-х годов XIX века, когда, вдохновленные деятельностью археолога и этнографа Н.М. Ядринцева и стремясь повторить успех антиколониальной войны за независимость в Америке, радикально настроенные сибирские студенты (хотя и в основном в Санкт-Петербурге) стремились создать для своей родины отдельную идентичность, отличную от российской колонии. Однако в напряженной послеоктябрьской и постбрест-литовской атмосфере национальная политика, национальные партии, национальные проблемы и национальные амбиции вскоре стали влиять на местные дела, и многие областники из ПСГ (в том числе премьер-министр П.В. Вологодский и министр финансов И.А. Михайлов) вскоре отказались от своего глубоко эшелонированного регионализма. В этом отношении симптоматичным было принудительное закрытие ПСГ 16 августа 1918 года всенародно избранной Сибирской областной думы (Сибобдумы), хотя дело в том, что даже большинство истинных областников (включая уже престарелого соратника Ядринцева и дуайена движения Г.Н. Потанина) рассматривали Сибобдуму как пятую колонну ПСР, которая всегда будет жертвовать сибирскими интересами перед алтарем общероссийских забот столичной партии. Однако сторонники Сибобдумы в ПСГ считали, что их коллеги используют областнический плащ для сокрытия собственного движения вправо и слияния с местными кадетами, которые не скрывали своих центристских, статских и националистических пристрастий. Конечно, любые региональные симпатии, которые могли питать сибирские кадеты, были уничтожены в течение лета 1918 года прибытием в регион эмиссаров подпольных антибольшевистских организаций в Москве, к которым кадеты присоединились весной 1918 года. Главной движущей силой в этом отношении был член ЦК кадетов (и впоследствии преемник Вологодского на посту премьер-министра белого правительства в Сибири) В.Н. Пепеляев из Национального центра. После того