Книга Разыскивается живым или мертвым. Том 2 - Геннадий Борчанинов

вообще бесценна.

Даже немного обидно, что шериф Лас-Крусеса оценил мою башку так дёшево, но, с другой стороны, меньше будет охотников доставить меня туда. Линчевать меня там уже вряд ли станут, но путешествие мне точно не понравится.

Ордер со своим именем я незаметно сунул в карман, Милтону вовсе необязательно видеть его среди прочих бумаг.

Похоже, надо рвать когти отсюда. И желательно как можно скорее, так что я быстро распрощался с маршалом, низко нахлобучил шляпу на голову, закрывая лицо свисающими полями, и отправился к своей каморке на чердаке.

Конечно, нищему собраться — только подпоясаться, да и всё более или менее необходимое я носил с собой, в седельных сумках, но там у меня остались кое-какие шмотки, которые мне хотелось забрать.

Нужно было забрать шмотки, нужно было забрать Паприку из корраля, так что отъезд мне пришлось отложить. А ещё нужно было решить, как и куда уезжать из города, чтобы не напороться на преследователей. У меня разыгралась паранойя, и даже поблескивающий на пиджаке значок помощника маршала теперь не казался мне стопроцентным спасением.

Я ехал верхом на жеребце по городским улицам, и мне казалось, что все горожане до единого на меня пялятся, долго смотрят мне в спину и лишь делают вид, что заняты своими делами, а на самом деле только и ждут удобного момента, чтобы меня схватить.

Неподалёку от входа в дом тёрлась какая-то непонятная компашка из молодых ковбоев, совсем ещё юнцов, и я сделал вид, что просто еду мимо, склонившись в седле и прикрывая лицо. Один из них проводил меня внимательным взглядом, но я вовремя скрылся за углом следующего здания. Это всё неспроста. Пока мы там с Милтоном болтались в прерии, охотники за моей несчастной головой могли вызнать абсолютно всё в Эль-Пасо. Где я живу, чем занимаюсь и с кем общаюсь. Оказаться в роли жертвы я не готовился, и это было неприятно.

Пришлось спешно вспоминать, что именно я оставил в той квартирке. Там точно остался пыльник, несколько рубашек и пара комплектов белья, всякая мелочь вроде бритвенных принадлежностей, немного денег и патронов в коробках, начатая пачка галет. Ладно, это всё не так уж и важно. Когда на кону стоит моя собственная шкура, весь этот хлам сразу становится мелким и неважным. Можно с ним и попрощаться.

Я отправился напрямик к корралю, где отдыхала Паприка, моя старая добрая кобылка, прошедшая со мной путь до Аризоны и обратно через самые жестокие и негостеприимные земли. Вот уж кого мне точно не хотелось оставлять, так это своих лошадей. Они с Ниггером были для меня уже больше, чем просто лошади, больше, чем средство передвижения. Это были мои верные друзья, и оставить Паприку здесь было бы предательством. Хуже, чем предательство.

Возле корраля никаких подозрительных компаний не крутилось, разве что нищий безногий ветеран в потёртой серой форме Конфедерации просил милостыню рядом со входом.

Я, хоть и сам был почти на мели, бросил ему несколько монеток в жестяную банку из-под консервов.

— Благослови Христос, мистер, — сипло произнёс ветеран. — Вишь, до чего докатился, да?

Я не нашёлся, что ему ответить, и пошёл было дальше, внутрь корраля, но тот вдруг ухватил меня за штанину.

— Постой, мистер, — тихо сказал он. — Ты же Шульц, да? Ищут тебя.

— Я знаю, — так же тихо сказал я, покосившись на его руку, на которой не хватало двух пальцев.

Конфедерат аккуратно разжал хватку, словно опомнившись, что хватать вот так незнакомых людей не совсем прилично.

— Конюха спрашивали приходили, — сказал он. — Денег ему сунули.

— А тебе? — хмыкнул я.

— Мне пожадничали, — поиграл желваками ветеран. — Потому и предупреждаю. Заложит конюх тебя.

Я бросил ему ещё несколько десятицентовиков в банку. Монетки громыхнули, как маракас, со сладким звонким переливом.

— Спасибо, — сказал я.

Ниггера я оставил снаружи, а сам вошёл внутрь конюшни, передвинув поближе кобуру с кольтом. На случай, если неизвестные охотники всё ещё где-то поблизости.

Как назло, Паприка стояла в самом дальнем деннике, абсолютно не готовая к выходу. Конюх, молодой мексиканец, завидев меня, едва не выронил вёдра с водой, которые тащил к поилке, но быстро взял себя в руки.

— Сеньор, уже уезжаете? — спросил он.

— Выведи кобылу, — приказал я, игнорируя его вопрос.

— Да, сеньор, сейчас, — закивал он.

За корраль было уплачено вперёд, как и за комнату, причём сразу за несколько дней. Придётся немного потерять в деньгах, но ничего не поделаешь. Возвращать их никто не будет.

Конюх не слишком-то торопился, а скорее всего, даже намеренно делал всё медленно и неспешно, чтобы задержать меня подольше. Донёс вёдра до поилки, чересчур аккуратно вылил воду, медленным беззаботным шагом прошёл в денник к Паприке.

— Так, а где уздечка? — хмыкнул он.

— Тебя надо спросить, — хмуро произнёс я, недовольный задержкой. — Давай поживее, парень.

— Спешите куда-то? — невинно спросил конюх.

Я не стал ему отвечать.

Уздечка для Паприки нашлась почему-то в соседнем деннике. Взнуздать кобылу, особенно такую смирную, как моя гнедая, опытный конюх может буквально за несколько секунд. Этот мексиканец провозился минут пять, не меньше.

— Сеньор! Кажется, гнедая подкову потеряла! — протянул он, когда наконец справился с уздечкой.

Твою мать, этого ещё не хватало.

— Коваля позвать? — спросил он.

Я бы поверил в то, что это случайность, если бы накануне не был у кузнеца. Буквально несколько дней назад. Лошадь без подковы что танк без гусеницы, далеко не уедет. Я прошёл в денник.

— Покажи, — потребовал я.

Конюх продемонстрировал мне отсутствие подковы на левом заднем копыте. Вот только копыто даже не успело забиться грязью, и дырки от гвоздей казались совсем свежими. Будто бы подкову сняли совсем недавно.

— Руки вверх, парень, — вздохнул я, наставляя на него пушку.

Он вздрогнул, дёрнулся, но глупостей никаких делать не стал. Покорно задрал лапки кверху, глядя в чёрное дуло моего револьвера.

— Лицом к стене, — приказал я. — Руки за спину.

— Сеньор, ради Бога, не надо, сеньор, прошу вас, — забормотал конюх. — Бога ради, пощадите, умоляю!

Я не собирался его убивать. Я, в конце концов, представитель закона. На стене денника висела верёвка, и я связал бедолагу по рукам и ногам, чтобы он не мог никого предупредить о моём отъезде. Рот ему пришлось заткнуть его же шейным платком. Кто-нибудь его